Что-то срочное хочет, а вот, поди.

До штабной машины тут, по Кляйну, недалеко. Пока шли - ещё спрашивали. И немец силился, стал не по-немецки, а по какому-то узнаваемому. Узнаваемому, а всё равно ни черта не поймёшь.

И одно слово отдельно повторял:

– Ангриф! Ангриф!

А это мы, кажется, знаем: наступление? Нападение?

Да этого и надо было ждать.

В штабной машине не спал радист, разбудил планшетиста, а тот немецкому учен. Да тоже не очень. Выкатился быстро, стал с немцем говорить - и переводит, но не с быстрым подхватом, не слово в слово.

– Это, вот что, немец - судетский. Он и по-чешски немного. Пришёл нас предупредить: через час-два тут, на нашем участке, начнётся общее, большое наступление немцев.

А - не дурит нас?

А зачем? ему же хуже.

Голос у немца - просительный, жалостный, даже умоляющий.

А - уже сильно в возрасте он, постарше и Павла Петровича.

И пожалел его Кандалинцев. Воевать надоело, горюну.

А кому за столько лет не надоест?

Бедняга ты, бедняга. И от нас - ещё когда семью увидишь?

Послал гонкого Юрша в Адлиг - искать капитана Топлева, доложить.

14

Допросив перебежчика через планшетиста и сам голос его наслушивая, дружелюбную готовность, поверил Топлев, что - не врёт. А перейти?
– и нетрудно. Через пустое поле, без единой боевой линии - отчего и не отшагать?

Ладно, перебежчика держать при штабной машине.

Но если он не врёт и не ошибается - так наши пушки совсем беззащитны, пехоты же до сих пор нет!

А Топлев исполнителен - в стельку! в струнку! И всегда старался знать, вникать, успевать.

Но - что было надо сейчас? Что было можно делать сейчас?..

Скорей бы, скорей бы штаб бригады нашёлся!

Понукал радиста: вызывай их, вызывай!

Но - нету связи, как нет.

Ну, что с ними? Необъяснимо!

Схватил телефонную трубку, комдиву звонить - да что это? И тут связи нет. Обстрела не было - откуда порыв? Послал линейного, ругаясь, только не матом, никогда. Телефонист - ворона! Проверять каждую минуту!

А по рации - как сказать? Прямым текстом - невозможно, а кода на такой случай никак же не предусмотрено. Радисту:

– Вызывай Десятого!

Услышал голос Боева - густой, всегда уверенный, надёжный - малость приуспокоился. Сейчас рассудит. И, поглядывая неотрывно на светящийся красный глазок рации, стал Топлев, извёртывая, объяснять.

Вот тут пришёл к нам дядя один... Совсем не наш... Ну, с той стороны... На вруна не похож, я проверил вдоль и поперёк. Говорит: через час-два... а теперь уже меньше осталось... Мол, пойдут! И - валом! Да, повалят... А Урал всё молчит... Что прикажете?

Боев - не сразу. Да он не говорлив. Думает. Ещё раз:

– И Урал - молчит?

Топлев, чуть не плача:

– Ну, ни звука!

Ещё там подумал.

– Давай вот что. Переведи всё касьяновское хозяйство - за реку. Немедленно. И там занять позиции.

– А этим двум?

Даже слышно, как вздохнул Боев, при клапане:

– А этим двум? Пока стоять. И - будь, будь начеку. А что - с линией?

– Послал, не знаю.

– Всем - в боевой готовности, и смотреть, и слушать. Чуть что докладывай.

Спустя сколько-то прибежал линейный. Клянётся, божится:

– В лесочке - вот такой кусок провода вырезали, как ножом. И - следы сбоку.

Немцы?!

Уже тут?

15

Так, по санным колеям, и дошагал Балуев с двумя своими связными до темноватой группки людей на открытом снежном месте.

Назвал себя, и по должности.

Майор Боев - чуть пониже ростом, в коротком белом полушубчике.

Поручкались. Уж кажется, у Балуева - крепкое пожатие, но у Боева - цепная хватка.

И с фронтовой простотой:

– Где ж твой полк?

Его полк! Он сам его ещё толком не видел. В ответ:

– Да кто ж ваши пушки так выставил?

Боев клокотнул усмешкой:

– Попробуй не выстави. Приказ.

Рассказал обстановку, что знал.

Хоть и луна - ещё фонариком по карте поводили.

– Петерсдорф? Да, мне в него и ткнули, для штаба. Тут бы - и вам близко нитку тянуть. А я б - на НП сюда пришёл.

Хотя - что за НП? на ровном месте, без перекрытия.

– Но пока у меня часа два запасу - я должен сам поразведать: где ж немец? Где передовую ставить?