Владимир Сорокин
Морфофобия
Страшно.
Смотрим вокруг: дома, люди, машины, деревья, дороги, животные, насекомые.
Что это? Зачем? Почему?
Мир форм страшен. Он пугает своим существованием.
От него так сладко и горько прятаться в теплую женщину: пу-сти, пу-сти, пу-сти назад, туда, где так спокойно спалось в мягкой маточке. Пу-сти, пу-сти, пу-сти...
Там не было проблем.
Пу-сти, пу-сти, пу-сти...
Там только покой и воля.
Пу-сти, пу-сти, пу-сти...
Стучимся, стучимся, стучимся. Совершаем половой акт. Или просто ебемся. Трахаемся. Пилимся. Бораемся. Шабримся. Возимся. Пялим каркалыку. Жарим чувиху. Кидаем палку. Чистим духовку. Заправляем хорька.
Заправляем хорька.
Горе, горе... Заправляем хорька.
И перед впечатлительными глазами шизоида уже тут как тут таежный бор с вековыми скрипучими стволами, непролазным снегом, мешаниной душистой хвои и расчищенной бульдозерами дорогой, ведущей к продолговатым домикам зверофермы. Там идет обычная работа: красномордые бабы в ватниках, подпоясанных грязными белыми передниками, валко ходят вдоль рядов клеток, набитых хорьками.
Теми самыми - которых заправляют.
Пар идет. Ждут хорьки корма.
Несет Матрена охапку подмороженных пизд. Кидает в заледенелые кормушки. И с липкой дрожью зарываются в них бордовые головки.
Счастливое чмоканье повисает над фермой.
Матрена сморкается в фартук и ходит, громко скрипя валенками.
Уносит под ватником самого большого хоря.
Чтобы в теплой бытовке, заперевшись на швабру, заправить его себе в просторную, пахнущую селедкой вагину:
– Ишь, черт прыткай...
Страшно, страшно, господа.