Видя, что речь короля сворачивает не на ту тропку великий провизор счел нужным вмешаться.

–  Извините, Ваше величество...

–  Да, - вздохнул Бодуэн IV, - да, вы правы, не стоит сейчас ворошить этот муравейник. Доспорим после победы. Сейчас у нас один враг. Очень сильный. Никому с ним не справиться в одиночку, и никому, что еще важнее, не договориться. Но если вместе: династия, патриарх, держатели крупнейших феодов, орден Святого Иоанна, наконец, - не перевесит ли все это таинственные заслуги тамплиеров на весах истории?

Никто не стал возражать королю.

Граф Д'Амьен взял с сиденья, стоявшего рядом, толстую, с металлической крышкой и серебряными застежками библию, поднял ее на левой руке и наложил сверху правую. К нему по одному стали подходить и остальные участники разговора. Первой, поверх сухой ладони великого провизора, легла пухлая ладонь его святейшества, потом железная длань Раймунда и, наконец, длиннопалая кисть итальянского маркиза. Все было совершено в молчаливой торжественности. Имел место и небольшой конфуз. Д'Амьен не рассчитал своих сил и вскоре почувствовал, что едва удерживает одной левой рукой, отягощенную общею клятвой, библию. Второй иоаннит, тот что с рассеченной губой, вовремя подскочил сбоку и помог ему. Король подошел "к клятве" последним.

После совершения этого обряда, первым убыл тот, кто клялся последним его величество Бодуэн IV. Ненадолго задержались и Раймунд с Конрадом. Натянув капюшоны, они по очереди исчезали во тьме коридора. Их, по одному и разными путями, выводили из помещения лечебницы.

В потайной комнате остались трое. Великий провизор, патриарх и монах-иоаннит, тот, что поддерживал библию во время клятвы. Его звали де Сантор, в недавнем прошлом приор Наркибского замка, главной цитадели Иоаннитов в Палестине, человек не слишком родовитый, но продвинувшийся ввиду своих явных способностей.

Граф Д'Амьен заговорил после некоторого молчания. Вид у него был отнюдь не торжествующий, чего, казалось бы, можно было ожидать после столь патетическим способом заключенного договора со всеми сильными людьми королевства.

–  Нам предстоит обсудить еще некоторые весьма важные проблемы. Я колебался стоит ли это делать в присутствии наших владетельных друзей. В конце концов, я решил, что излишняя доверительность, по крайней мере в настоящий момент, может только повредить.

Патриарх Гонорий погладил себя по округлой щеке.

–  Говорите, наконец. Я с трудом представляю себе круг, который был бы уже нашего.

Великий провизор улыбнулся, и улыбка у него вышла несколько кривой.

–  Я с удовольствием бы заменил политическую жизнь каким-нибудь подобьем шахматной партии, ибо количество случайностей норовящих встрять в колеса хорошо разработанному замыслу иной раз столь велико, что у меня опускаются руки.

–  Мне хочется возразить против слова "случайность". Ибо, всякая случайность - всего лишь проявление чьего-то замысла, его ответного хода. Опасно считать жизнь хаотичной. В тот момент, когда она такой кажется, это значит, что она кем-то более умным организована против вас.

Д'Амьен задумчиво кивнул.

–  Может быть, может быть. Но вернемся к нашей конкретной проблеме.

–  Вернемся, - готовно согласился патриарх. Он тоже не слишком любил абстрактные разговоры, и не всякий род учености полагал благом. Приемы греческой риторики его просто раздражали и отвращали.

–  Полагаю, что весьма скоро встанет вопрос о престолонаследовании.

–  Вы считаете, что Бодуэн уже так плох?

–  Ну, многое вы и сами могли рассмотреть, хотя бы и при таком освещении, ваше святейшество.

–  Что-то с рассудком?

–  Что-то с волей. Внутренне он мечется. Вроде бы он под нашим полным влиянием, но, вместе с тем, строить дальнозоркую политику в расчете на него было бы близоруко. Сегодня он с нами, а завтра бог весть.

–  А почему вы, мессир, не захотели вести этот разговор в присутствии графа и маркиза?
– осторожно спросил де Сантор.

–  Потому что, по крайней мере для одного из них, он был бы слишком болезненным.

–  Вы хотите сказать...

–  Да, один из этих господ, лучшим исходом схватки с тамплиерами, видит свое воцарение на Иерусалимском троне.

–  Кто же именно?
– живо спросил патриарх.

–  Итальянец, ваше святейшество. Он много сильнее Раймунда и, я бы сказал, самостоятельнее в мыслях. Постепенно он уже многих приучил к мысли, что его восшествие на престол, в принципе, возможно, но при этом он трезво смотрит на вещи, и понимает, что возможность эта не из разряда ближайших. Он также не уверен в том, что мы захотим поддержать его притязания.

–  А мы захотим?
– спросил патриарх.

–  Пока не хотим. А когда захотим, то не сразу ему скажем об этом. Пока нам нужно очистить ситуацию в непосредственной близости от Сионского холма.