Шрифт:
– Оставим пока вопросы веры, - сухо прервал его султан и нахмурился.
– Да, да, - охотно согласился гость, - я хотел сказать другое. Если уподобить твое царство короне, то Мосул может стать одним из лучших алмазов в ней. Другое дело, что алмазы нынче падают в цене, - добавил он, понизив голос.
Аюб помолчал некоторое время, а потом с видимой неохотой сказал:
– Я еще не решил, как это объяснить эмиру дейлемитов. Я скажу тебе об этом завтра.
Сеид-ага мгновенно засобирался, не прибегая к обычным в таких случаях церемониям. Когда его увели в колоннаду, сын султана тут же выразил свое удивление тем, что его отец, всегда учивший его - благородство превыше всего, свел дружбу с этой шайкой бешеных собак, для которых нет ничего святого.
Султан не стал возражать сразу, не стал оправдываться, хотя все, что говорил сын, было правдой.
– Я воспитывал из тебя воина, теперь начинаю воспитывать из тебя государя, - сказал он.
– Я не говорил, что править - это приятное занятие, вроде изюбровой охоты. О мерзостях этой секты я знаю не меньше тебя, я знаю о них такое, от чего у правоверного мусульманина встанут волосы на голове. Но, поскольку я не могу их победить, я вынужден с ними договариваться.
– У нас сорок тысяч всадников в Сирии!
– воскликнул принц.
– Да, - подтвердил Ширкух.
– Даже если я брошу их всех против ассасинских замков, понадобятся годы, чтобы выпотрошить эти орлиные гнезда. А в это время персы и назореи будут спокойно наблюдать за развитием событий и готовить осуществление своих замыслов. Нельзя быть таким наивным, сын мой.
– Но я...
– Но ты еще не дослушал. Ты ведь знаешь, что ассасины не воюют в чистом поле, они сражаются при помощи кинжала и страха, который вызывает этот кинжал. Многие сельджукские султаны рассуждали также, как ты. Они поднимали свою армию, но не успевали даже приблизиться к стенам ассасинских замков, их всегда настигал золоченый кинжал, или яд, или стрела.
– Это я знаю, - вздохнул Саладин.
– В прежние времена бороться с ними было невозможно. Но даже гранитная скала под воздействием времени дает трещину, что же говорить о созданном людьми? Несколько лет назад в секте произошел раскол. Старец Аламута, что неподалеку от Казвина, не может поделить власть со старцем Алейка, доверенного негодяя которого вы только что видели перед собой. Доверенный скорпион второго прибудет завтра, и я сделаю так, что они увидят друг друга. И когда это произойдет, мне станет намного легче разговаривать с каждым из них. Хозяин Аламута будет подозревать меня в сговоре с хозяином Алейка, и наоборот. Собственная подозрительность будет теми оковами, что свяжут их по рукам и ногам.
– И они отдадут нам Мосул?
– Конечно. Хозяин Аламута будет думать, что это к невыгоде хозяина Алейка. Тот, в свою очередь, получит от меня доказательства того, что присоединение славного города к короне потомков Шади - нож острый для сидящего в Аламуте. Оба будут мне содействовать, хотя оба собирались мешать. Старец Синан через своего уродца уже пытался мне намекать, что недоволен нашими приготовлениями под Гимсом.
– И ты его не зарубил?
– удивился Ширкух.
– В любом случае он посол, - развел руками султан, - а потом, это убийство все равно обернулось бы против нас. Или тебя, дорогой брат, или тебя, возлюбленный сын, рано или поздно настиг бы их кинжал.
– Даже в лагере, полном наших мерхасов?
– не поверил отцу Саладин.
Тот, кряхтя, с помощью подоспевших слуг сменил позу.
– Я уже говорил, что в руках у них не только кинжалы, но и страх, а он разит быстрее острия. К тому же они имеют многочисленных союзников, которые не обязательно носят белые кафтаны с красными поясами. Каждый тайный исмаилит является их пособником. Я не поручусь даже за то, что среди моих ближайших слуг нет их скрытых союзников. Поэтому, сын мой, не обнаруживай своих намерений ни перед кем, сколь бы высоко он не стоял, и как бы ни были велики его заслуги в прошлом. Даже мой верный Камильбек остается в неведении относительно моих самых тайных замыслов. То же самое я посоветовал бы тебе относительно твоего лекаря.
– Маймонида?
– Именно.
– Это было бы слишком, отец.
– Ничего не слишком в мире измены и в мире зла, и все недостаточно в мире добра. Когда-нибудь они будут поражены наподобие ядовитых гадин, ибо сказано в Коране: "Разве они не знали, что Аллах знает их тайну и скрытые разговоры, и, что Аллах - знающий про сокровенное". А пока им дозволено поганить землю, нам надлежит сделать так, чтобы исходящий от них вред был возможно меньше. И для этих дел сабля и лук не лучшие помощники.
– Ты мой отец, - сказал Саладин, - я знаю, что ты желаешь мне добра. Но то, что я узнал сегодня, слишком удивительно и неожиданно для меня. Мне нужно... привыкнуть.
Султан улыбнулся.
– При въезде в город, справа от ворот, ты вероятно видел лекарню, там сидит сейчас много людей с обмотанными ногами.
– Да, - сказал Ширкух, - это решт, червяк-волос.
– Правильно, червяк-волос, проклятие здешних мест, он прокусывает кожу и весь забивается под нее, чтобы вытащить его целиком - а бывает он больше локтя в длину - сначала вытаскивают кусок хвоста и наматывают на камышинку. Очень осторожно. Каждый день его вытягивают на длину ногтя, не больше, иначе он порвется и останется в теле. На ночь камышинку с намотанным волосом приматывают тряпками. Вот сейчас я, на твоих глазах ухватил за кончик хвоста ядовитого ассасинского червяка. И не сердись на меня за то, что я не позволяю тебе рвануть его изо всех сил.