Париж во все времена был привольным местом для всякого сброда и ворья, поэтому для ночного патрулирования еще во времена Людовика Святого, была создана специальная команда и каждый новый монарх охотно подтверждал ее полномочия.

Перебравшись на Ситэ, Лако застал в этом квартале почти полное подобие нормальной ночной жизни. Никакие, даже самые ужасные предчувствия неспособны до конца подавить человеческую природу, и даже в городе, осажденном коварным и беспощадным врагом, люди продолжают торговать и играть.

Перед трактирами горели костры, вокруг них толпилась ободранная, вонючая парижская голытьба. На кострах жарилось ворованное мясо, нищие сквернословили и дрались, правда и то и другое делали вяло. Внутри трактиров продолжалась своя жизнь. С подавальщиков градом лил пот, с грохотом сдвигались глиняные кружки полные ячменного пива, посреди стола водружалось блюдо с разварными поросячьими ножками. Из окон валил пар.

Миновав три или четыре подобных заведения, Лако нашел то, что ему требовалось. У костра и на ступенях трактира "Амьенский гусь" стояли вооруженные люди в длинных темных кафтанах с большой золоченой вышивкой на левом отвороте. Такие же занимали и основную залу. Они старались пить и есть без лишнего шума, как люди находящиеся на работе и не желающие привлекать к себе особого внимания. Лако знал, что это солдаты из недавно созданного Мариньи пехотного полка. Он состоял в основном из иностранцев, женевских швейцарцев.

Рассмотрев наемников как следует, Лако двинулся дальше. Ему требовалось еще что-то этой ночью. Или кто-то. И очень скоро ему повезло. Возле переправы, что напротив почти Лувра, находилось место облюбованное дешевыми шлюхами. В эту пору года у них было мало клиентов и они сидели вокруг костра, как нахохлившиеся куры. Завидев Лако, они закричали ему хриплыми голосами:

– Эй, как тебя зовут, иди сюда!

– Посмотри, какой он ноздреватый, наверно его зовут Сырок, да?

– Эй, Сырок, пошли со мной, если не боишься отморозить задницу.

Молодой тюремщик довольно долго слонялся среди полуголых и агрессивных жриц любви, пока не выбрал одну.

– Иди за мной.

– А у тебя есть деньги, красавчик?
– спросила его избранница, довольно привлекательная девица, слегка замызганная, правда.

Лако молча достал из кармана монету в четверть ливра и показал ей. Это зрелище моментально прекратило оскорбительный хохот и вызвало завистливый свист. Белокурая красотка быстро выбралась из толпы товарок.

– Пойдем, красавчик, - проговорила она, - я научу тебя всему, что умею.

Лако молча взял ее за кисть руки и сжал так, что у нее перехватило дыхание.

– Получишь втрое против этого, если будешь молчать. Поняла?

Она поняла. И молчала, когда юноша повел ее к плескавшейся неподалеку Сене. Молчала, когда он смочил в холодной воде тряпку и стал протирать ее чумазую физиономию. После этого он снял с нее лохмотья, служившие ей выходным платьем и на холодную, покрытую гусиной кожей фигурку натянул простое, но чисто выстиранное платье.

Она не решилась спросить, зачем все это. Стучала зубами то ли от холода, то ли от страха.

– Теперь ты пойдешь вон к тому трактиру и понравишься одному из господ в черном кафтане с золотым вензелем.

– И приведешь его сюда, поняла?

– Да.

Девушка была очень миловидна. Лако достал из кармана фляжку с вином и протянул дрожащей красотке.

– Выпей. Сделай несколько глотков.

Она повиновалась.

Лако показал ей золотую монету.

– Она будет твоя, если все сделаешь правильно. Если нет...

Он не договорил, потому что и так все было ясно.

– Как тебя зовут?

– Жанна.

– Иди, Жанна.

Она попыталась улыбнуться, отхлебнула еще раз из фляжки. Лицо у нее слегка раскраснелось. И она отправилась в указанном направлении.

Через четверть часа она уже лежала на спине, на куче сухих листьев в тени невысокой, полуразрушенной стены. Неровный, верхний край был облизан лунным сиянием. Над ней напряженно урча трудился крупный, кудлатый воин. Правая рука его предусмотрительно сжимала рукоятку вонзенного в землю кинжала. Как иностранец, он не вполне доверял местным шлюхам.

Жанна испуганно разглядывала лунный диск и прислушивалась к звукам за границами сладострастного швейцарского сопения.

То что произошло, произошло мгновенно. Когда доблестный любовник взобрался на вершину своего оргазма и временно ослеп и оглох, в спину ему вонзился длинный тонкий нож.

Настолько длинный, что смог навечно скрепить двух случайных любовников.

И тогда слово взял Жак де Молэ.

– По всей видимости, господа, к воротам всех наших крепостей на территории французского королевства явятся судебные приставы с предписаниями, подписанными Филиппом и потребуют, чтобы их допустили внутрь для осмотра и обыска.