Шрифт:
Жак де Молэ медленно и величественно поднялся.
– Время сомнений прошло. Не одну сотню бессонных ночей я провел пытаясь отыскать путь спасения и нашел только этот. Все остальные хуже, они нам не оставляют никаких надежд.
Де Блез, сотрясаемый все возрастающим возмущением, грохнул кулаком по столу, так что из подсвечников вывалились несколько тлеющих огарков.
– Ладно, пусть, вы так решили, никто вам не противоречит, хотя многие думают также как я. Разрешите мне хотя бы с рыцарями моего командорства покинуть Тампль. Они не посмеют нам противодействовать. Уже через десять дней мы будем в Памплоне или Периньяке, где продолжим наше дело. Орден не должен погибнуть, не человеческое это право принимать решение о его жизни или смерти.
Великий Магистр отрицательно покачал головой.
– Вы говорите глупости, командор. Если я разрешу вам удалиться вместе с вашими рыцарями, это будет расценено как бунт, и тогда все наши колоссальные усилия пропадут даром. На нашу кристальную репутацию будет брошена несмываемая тень. Предлагать то, что предлагаете вы, может только пособник короля, де Блез.
Командор Франш-Конте вскочил, хватаясь за меч.
– Вот как!?
– Арестуйте его, - негромко приказал Великий Магистр.
Четверо монахов мгновенно появившихся за спиной рыцаря повисли на его руках и плечах.
– Уведите его.
Бешено сопротивляющегося и взывающего к Иоанну Крестителю де Блеза уволокли.
– Брат казначей, - обратился Жак де Молэ к худому, носатому старику, сидевшему в сторонке у стены, - готов ли ваш отчет?
Старик поднялся.
– Да, мессир, час назад мы посыпали песком последнюю запись. Все до последнего денье, до последнего аметиста на вашей парадной перевязи там перечислено.
– Несите сюда ваши свитки.
Казначей вышел.
– А теперь, брат мажордом, - Де Стопир вытянулся в струнку.
– Да, мессир.
– А теперь открывайте ворота.
* * *
– Ты тоже одноглазый?
– спросил стражник, невнимательно оглядев Лако и прислушиваясь к звукам, доносившимся сверху. Он был удивлен, обычно здешних каменных глубин не достигали никакие внешние шумы.
– Нет, я не одноглазый.
Стражник снова вгляделся в паренька с ведром и черпаком.
– А чего ж ты нацепил ее?
– угрожающе спросил он и поудобнее перехватил алебарду.
– Чтобы не промахнуться.
– Чего, чего?!
Лако зачерпнул раскаленной жижи из своего ведра и плеснул в лицо стражнику.
Когда тот стал с ревом метаться по коридору, ударяясь железными боками о каменные стены, уродливый юноша, улучив момент, воткнул ему свой кинжал между листами лат. После этого он снял фартук и повязку, они нужны были только для того, чтобы свободно приблизиться к громиле страднику, в общих чертах знающему разносчика, чтобы он не вздумал применить арбалет, висящий у него на стене за спиной. В узком коридоре спасения от арбалетной стрелы нет. Теперь надобности в маскировке не было.
Сняв с пояса бездыханного охранника связку ключей, Лако отпер дверь, за которой открывалась территория четвертой тюрьмы, вытащил из железного гнезда чадящий факел и вошел в сводчатый коридор.
Большинство камер пустовало, оказывается не так уж много имелось у тамплиеров заклятых и опасных врагов. Пару раз из запечатанной толстенной решеткой вонючей темноты появлялись, привлеченные светом, жуткие распухшие хари. Они что-то бессвязно блеяли и бессильно плевались. Просидев в здешнем узилище два, три года, человек безвозвратно терял человеческий облик.
– Господин!
– громко прошептал Лако, подойдя к одной из решеток. Он принюхивался как животное и волосы в ноздрях его носа нервно трепетали.
И господин выполз, услышав человеческий голос, это было как глас господень. Ведь с ним здесь никто никогда не разговаривал. Все эти месяцы.
Долго, очень долго всматривался Арман Ги в лицо, которое невозможно было забыть.
– Ты?
– Да, я, господин.
– Ты пришел...
– Да, я пришел.
– Ты пришел меня убить?
– Нет, я принес вот это.
Лако достал из-за пазухи сверток с одеждой и просунул его сквозь прутья решетки.
– Что это?
– Это одежда королевского стражника.
– Зачем?
– Оденьте ее.
– Зачем?
– тупо повторял ополоумевший от наплыва чувств комтур.
– Оденьте и поваляйтесь в ней по полу. Сегодня сюда придут люди короля, если на вас будет эта одежда, они вас выпустят. Остальных увезут в Шинон и будут пытать.
В глазах Армана Ги мелькнула искра понимания.