– Итак?
– сказал Арман Ги, сверля глазами своего уродца.

– Жак де Молэ жив.

Ломбардский купец, встреченный утром на базаре пронырливым Лако, сообщил эту новость.

– А следствие до сих пор продолжается?

– Да.

– Муж упорный в своих намерениях, - сказал Арман Ги, имея в виду короля.

– Пока он не получит деньги, не отступится.

– Молодец, Лако, благодарю за службу. Надеюсь у меня будет случай и способ тебя наградить.

Слуга поклонился.

– Но это еще не все, мессир.

– Что же еще?

– Случайно у погонщика верблюдов из каравана одного шемаханского купца я узнал, что где-то неподалеку в горах, всего в нескольких переходах находится та самая древняя крепость Рас Альхаг.

Арман Ги вскочил с места. По правде сказать, ему давно уже казалось, что это наименование носит совершенно легендарный характер. Разве можно серьезную миссию основывать на предсмертном шёпоте полусумасшедшего старика, имя которого так и осталось неизвестным. Может быть он и не имел никакого отношения к Ронселену де Фо, а просто бредил.

– Рас Альхаг?

– Я убежден мессир...
– Лако вдруг вздрогнул, обернулся и по-звериному прислушался.

– Они произносят это имя на свой манер Раш-Ульха, но я догадался, что имеется в виду. И по описанное сходится. У местных крестьян считается местом нечистым. Говорят, что там живут рыцари-великаны. Или раньше жили.

Лако еще раз обернулся.

– Что с тобой?

– Мне надо идти, мессир.

– Почему и куда?

– Я не успею объяснить. Они что-то почувствовали.

Усатый господин очень хитер.

– Как я тебя увижу?

– Я дам о себе знать. Может быть скоро.

Лако вскочил на ноги и почти мгновенно исчез.

Арман Ги остался сидеть на ковре в прежней растерянной позе. В голове кишели самые разнообразные, тревожные, радостные и взаимоисключающие мысли.

Но ему не суждено было разобраться в них. На порог павильона легла продолговатая тень. Это был Симон, на его лице застыла та самая вежливая улыбка с которой он несколько минут назад он покинул своего собеседника.

Не подслушивал ли?

Арман Ги огляделся - нет, тут, кажется, негде скрыться.

– Чем могу служить, любезный друг мой?
– стараясь говорить в принятом здесь стиле, спросил тамплиер.

– Служба требуется самая невеликая.

– А именно?

– Позовите сюда слугу вашего... не могу толком выговорить его варварское имя.

Как проблескивает острие кинжала из-под распахнувшихся одежд, так проблеснула угроза сквозь вежливо произносимые персиянином слова. Это было так неожиданно, что смятение в голове и душе Армана Ги усилилось. Но одно он понял глубоким внутренним чутьем - надобно потянуть время. Пусть пока этот негодяй считает, что Лако здесь.

– Совершенно не понимаю, зачем такому изысканному ценителю словесного искусства мог понадобиться мой уродец слуга.

По губам Симона зазмеилась ядовитая улыбка.

– Еще раз обращаюсь к вам с нижайшей просьбой немедленно прислать ко мне вашего Лако.

– О, вы зашли в своем блистательном нетерпении так далеко, что без труда выговариваете столь варварские имена, что...

– Где он?!
– взревел, а вернее вспищал евнух.

Арман Ги изобразил испуг всем своим видом.

– Нужно посмотреть там, - он указал в сторону задних комнат.

Симон не говоря ни слова шагнул в указанном направлении, сбив по дороге золоченый кумган с красным вином и растоптав крашеным каблуком персик.

– Здесь никого нет!

– Наверное пошел куда-то, - нахмурил лоб бывший комтур, как бы всерьез стараясь понять, где его слуга.

Симон не стал задавать больше вопросов, он бегом выскочил из павильона.

Лако в этот момент тоже бежал и находился уже на приличном расстоянии от усадьбы Нарзеса. Он не бросился к базару, где неопытный человек мог рассчитывать затеряться в многоцветной, многотысячной толпе.

Он слишком хорошо изучил здешний базар и все прилегающие к нему улочки. Рыночную площадь очень легко было оцепить таким образом, что выскользнуть с нее не удалось бы даже мыши. Через час, другой это будет сделано. И человек с такой запоминающейся внешностью, как у него, обратит на себя внимание даже самого глупого и ленивого стражника.

Лако бежал к окраине города, туда, где начинались всхолмия, поросшие кустарником, где стояли одичавшие сады, где обычно останавливались цыганские таборы и куда городские стражники предпочитали, без особой надобности, не соваться.