–  Взгляните на гравировку, мессир,- предложил мне рыцарь Эд, приобнажив меч и поднеся его к моим глазам.- "Осанна в вышних". Примите его, мессир, как дар капеллы.

Я поблагодарил рыцаря со всей учтивостью и, затягивая пояс с ножнами, добавил с невольным вздохом:

–  Если бы я еще мог знать, ради каких благ обязан принять его.

–  "Ради каких благ"?
– опешил комтур.

–  Прошу вас, брат Эд, не забывайте, что усилиями союзников или врагов, то есть с некой целью, у того, чей приход вы ожидали, отнята память,напомнил я ему.- Мне не известно, кто я. Каждый жест, каждое слово вызывают у меня тысячи вопросов.

–  Да, да, я стараюсь не забывать этого, мессир,- пробормотал рыцарь Эд и повлек меня из кельи в другой конец коридора, на западную лестницу.

Спустившись, мы оказались в весьма обширном помещении, в котором совершенно отсутствовали окна. Освещенное двумя рядами масляных светильников, покоившихся на бронзовых треногах, оно по своему виду сразу напомнило мне всплывшую из бездн моей памяти базилику: я отметил ту же продолговатость со ступенчатым возвышением, несколько уплощенный свод и низкие галереи на длинных сторонах помещения. Большего в те мгновения мне разглядеть не удалось, поскольку все передо мной загородили грозные рыцари, облаченные в белые плащи.

С большой настороженностью стали они разглядывать меня, и я удивился, заметив наконец, что, пожалуй, любой из них мог сгодится мне в отцы. Бороды половины из них оказались богаче серебром, нежели борода самого комтура.

–  Братья!
– негромко обратился к ним Эд де Морей.- Долгие годы службы, проведенные нами на земле иноверцев, не прошли даром, и, волею Всемогущего, кипарис не успел состариться и засохнуть. Тот, чьего прихода мы ожидали, стоит перед нами. Не удивляйтесь его словам и вопросам.

Один из рыцарей выступил на шаг из полукруга.

–  Брат комтур!
– произнес он густым голосом.

–  Брат маршал капеллы, говори!
– кивнул ему Эд де Морей.

–  Я имею смелость напомнить братьям слова святого Иоанна Крестителя,сказал маршал капеллы, любезно напомнив мне о том, чья голова была изображена на стене помещения.- И теми словами задать пришедшему вопрос: тот ли он, или ждать нам иного.

Слова маршала мне ничуть не понравились. Я тоже сделал один шаг ему навстречу и задрал рукав, расширявшийся к запястью.

–  На вопрос маршала капеллы я не имею ответа, - чистосердечно, как и раньше, признался я.- К вратам вашего дома меня привез доблестный комтур, который и назвал меня тем, чей приход ожидался вами столь долгое время. Вот признак, так же загадочный для меня, как и многозначимый для вас. Сколько себя помню, я всегда носил этот предмет.- Последние слова, разумеется, содержали каплю лжи, но по существу были правдивы.

Все тамплиеры разом преклонили колена.

–  Мессир,- смиренно произнес маршал, обращаясь ко мне.- Других признаков нет, и ваш ответ вполне достаточен.

–  По преданию, братья, мы должны приветствовать Посланника братским поцелуем,- напомнил Эд де Морей скорее мне, чем тамплиерам.

Он первым учтиво обнял меня за плечи и прикоснулся своими жесткими губами к моим губам. Поцелуи остальных братьев сильно смутили и встревожили меня. Седобородые мужи, несмотря на видимое благоговение, обхватывали меня своими сильными руками, как девушку, и, не ведая стыда, проводили пальцами по моим чреслам и ляжкам. Смутная волна каких-то тяжелых воспоминаний вновь поднялась в сумрачном хаосе моего таинственного происхождения, но на этот раз не выбросила на берег ничего, кроме скоропреходящей тошноты и отвращения.

За этим обрядом последовала весьма скромная трапеза, состоявшая из сухих лепешек и разбавленного вина. Прислуживали за столом безбородые слуги моего возраста, одетые во все черное.

По окончании трапезы состоялся еще один, благодарственный, молебен, в словах которого приор говорил об исполнении сроков, о приближающемся Судном Дне и обо мне как вестнике долгожданной победы света над тьмой. Если молитвенным духом и были бледно озарены лица окружавших меня франков, то никакой радости от того, что наконец настал час, ради которого рыцари Храма пребывали на чужбине добрую сотню лет, я в их бесстрастных взорах не нашел. Трапеза в полусумрачном зале больше напоминала сновидение, нежели все минувшие мои сны, которые теперь казались мне ярче утренней яви. Так я снова впал в глубокие сомнения.

"Возможно, все они давно покойники,- нарочно пугая себя и страхом торопя пробуждение, предположил я.- Целую сотню лет сидят здесь на одном месте и ожидают свою жертву".

Устав требовал от братьев после трапезы немедля удалиться в свои кельи для уединенной молитвы, и, вновь оказавшись под покровительством одного рыцаря Эда, я вздохнул.

–  Мне кажется, что я опять пребываю в колдовском сне,- так и сказал я рыцарю Эду, когда мы поднялись в его келью.

Это признание немного успокоило меня, поскольку я тут же предположил, что, если спящий скажет во сне, что он спит, то сон в тот же миг несомненно должен рассеяться.