Какая нелепость! Лететь бомбить глубокий тыл врага и быть сбитым своими зенитчиками. И нелепость совершилась... Снаряд зенитной пушки разорвался в крыле бомбардировщика. Как отрубленное гигантским топором, оно отвалилось, самолет загорелся. Неуправляемый корабль, подобно подстреленной птице, беспорядочно закувыркался к земле.

Выбросившиеся на парашютах члены экипажа приземлились в лесу. Но в живых их вместе с Тягуниным осталось только шесть человек.

– Чем же объяснить такое ужасное событие, граничащее с форменным преступлением?
– спросил я у командира корабля, выслушав его рассказ уже много лет спустя.

– Говорят, - ответил Тягунин, - один из военнослужащих, ведавших оповещением морских частей, оказался предателем. Он умышленно не сообщил зенитным частям и истребителям ПВО береговой обороны об ожидаемом пролете наших дальних бомбардировщиков. Атаковавшие нас истребители впервые видели такой силуэт воздушного корабля и приняли его за немецкий четырехмоторный "фокке-вульф"...

Так закончился потрясающий по своей дерзости боевой налет на Берлин. Велики были потери, но и результаты поистине грандиозны. Удары по столице третьего рейха привели в замешательство не только немецко-фашистское командование.

Глава пятнадцатая. Крылатый щит Москвы

Густо залепленный разноцветными заплатами старенький трудяга У-2 благополучно дотянул до Чкаловского аэродрома.

Когда я рулил к стоянке, на нижнее крыло самолета вскочил небольшого роста человек в летной форме.

– Ты, Петр Михайлович?
– послышался из темноты неожиданно знакомый голос.
– Жив, голуба!

Да ведь это полковник Бабкин! Работает теперь заместителем начальника института по летной части.

Крепкие рукопожатия, дружеские похлопывания по плечу. По поведению Бабкина догадываюсь, что он ждал меня, что-то знает, а не говорит. Спрашиваю прямо:

– Зачем вызвали? Не тяни за душу, знаешь ведь.

– Конечно знаю. Есть приказ: тебя немедленно домой, к жене. И чтоб от нее - ни шагу. Понял?
– Полковник И. П. Бабкин явно наигранно оглядывается и полушепотом заканчивает: - Что натворил-то, головушка бедовая? В Кремль вызывают, завтра же.

– Зачем?

– Амба, брат, больше ничего не знаю. И то, кажись, лишнее сболтнул. Но ведь для друга...

...Коротка июльская ночь. Уже пора ехать. Жена смотрит тревожно, а что я ей скажу? Даже куда еду сказать не могу. Тайна. Зачем? И сам не знаю.

...Кремль. Туда доставил меня Н. А. Булганин на своем автомобиле. При въезде никаких пропусков. А в комнате перед приемной И. В. Сталина неожиданный вопрос, видимо, дежурного генерал-лейтенанта:

– Почему не сдали пистолет в бюро пропусков?

Я объяснил, что прибыл в Кремль вместе с Н. А. Булганиным, на его машине. Но пистолет все-таки пришлось оставить у генерала.

И. В. Сталин принял меня незамедлительно.

– Садитесь, - указал он на стул рядом с собой, И усталым голосом добавил:

– Ну, рассказывайте, как воевалось.

Я коротко доложил о боевых действиях полка. Сказал и о теневых сторонах нашей авиации, о тяжелой обстановке, сложившейся на фронте к середине июля 1941 года.

И. В. Сталин слушал внимательно, молча. Когда я закончил доклад, задумчиво, словно взвешивая слова, произнес:

– Да... К сожалению, все эти ненормальности имеют место. Но мы принимаем меры... Что вы думаете делать дальше?

– Как что?
– растерялся я от такого вопроса.
– Полк есть. Пополнимся материальной частью и будем драться, товарищ Сталин, до последнего.

– Не надо до последнего, - услышал я в ответ.
– Война только началась. Вы приобрели боевой опыт. Немцы собираются бомбить Москву. Надо защитить ее.

– Как прикажете, товарищ Сталин!
– Я, кажется, даже встал по стойке "смирно".

– Не надо так говорить, - Сталин бросил на меня возмущенный взгляд. Приказать каждый дурак может. Через три дня немцы будут бомбить Москву.

От такого заявления я оцепенел. А Сталин продолжал:

– Лучше скажите, что вы лично думаете.

– Надо принять все меры для защиты. Думаю, что я смог бы принести некоторую пользу.

– Вот это уже другой разговор. Скажите, вам известно, кто непосредственно руководит обороной Москвы с воздуха?

– Известно, товарищ Сталин. Командир истребительного авиакорпуса полковник Климов.

– Кто такой Климов?

– Хороший летчик. Надежный командир. Прошел все должностные ступени в авиации,

– А сколько у него полков?

– Кажется, около тридцати.

– Вот-вот. А сколько заместителей?