Шрифт:
– Дела! Туда же сто верст!
– горестно вспомнил Казарян. Спохватился: - А ко мне зачем?
– Ты мне не все отдал, Рома.
– Глушитель тебе на кой черт?! Ты же защищаешься!
– В данном случае защищаться надо, не привлекая ничьего внимания.
– Господи, втянешь ты меня в историю! Да и тебя, Саня, вполне могут прикончить. Я к Альке на дачу Галочку приглашу?
– предложил Казарян и остановил машину у телефона-автомата.
– Валяй, - разрешил Смирнов.
– Порядок, - констатировал быстро вернувшийся Казарян, включил мотор.
– Она что - не замужем?
– поинтересовался Смирнов.
– Почему? Замужем. Муж - гениальный физик. А постоянно с гением скучно.
– С тобой - интересней, - пробурчал Смирнов.
– Скорее всего. Но, главное, мне с ней интересно. Такая разница в годах сильно меня бодрит.
Роман привычно поцеловал жену в щеку и проследовал вглубь обширной, полученной в наследство от отца-профессора квартиры. Смирнов и Зоя остались в передней целоваться всерьез. Раздобрела, раздобрела тоненькая машинистка из муровского машбюро. Смирнов отпустил Зойкины бока:
– А крестник где мой?
– Смылся, чтобы с тираном-папашей сегодня не встречаться.
– Завтра-то все равно встретится.
– Ну, к завтраму наш армянин остынет.
Неостывший армянин издали, от двери кабинета крикнул:
– Слава богу, нашел - в столе валялся!
– и направился на кухню. Оттуда явился с набитой матерчатой сумкой.
– Ну, мы поехали, - сказал жене Казарян и погладил ее по щеке.
– Куда?
– робко поинтересовалась Зоя.
– К Альке на дачу. Армену скажи, что я ничего не забыл.
– Когда будешь?
– Когда буду, тогда и буду.
– Вот так и живу, Александр Иванович, - пожаловалась Зоя.
– Хорошо живешь, - осадил ее Казарян и Смирнову: - Поехали.
Смирнов поцеловал Зою еще раз. На прощанье.
В машине Казарян вытащил из сумки пистолетную сбрую:
– Дома не стал отдавать. Зойка увидела бы, забеспокоилась. Держи.
Смирнов скинул легкую куртку, вмиг приспособил сбрую, вытянул из-за пояса пистолет, засунул его в положенное место, под мышкой, вновь надел куртку и сказал:
– А глушитель где?
Казарян вынул глушитель из кармана и помедлил отдавать, полюбовался:
– Были же умельцы, Саня! Кто его тебе делал?
– Шофер Шадыкин. По американскому образцу.
Довольно долго ехали молча. Вдруг Казарян спросил:
– Дня не прошло, как ты, Саня, человека убил. Каково тебе, а?
– Я об этом не думаю, Рома. Я думаю о другом: дня не прошло, как меня тихо и деловито хотели убить.
– Наверное, так и надо, - согласился Казарян и затормозил у Галочкиного подъезда.
– Нас здесь муж на засечет?
– забеспокоился Смирнов.
– Я же тебе сказал - гений.
Из подъезда выпорхнула небрежно-спортивная молодая Галочка, подбежала к машине, заглянула в салон, улыбнулась очаровательно и приветствовала:
– Здорово, отцы!
– Привет, дочурочка, - отозвался Смирнов, а Казарян назидательно укорил:
– Отцам про то, что они тебе в отцы годятся, неприятно слушать, мадам.
– Вы отцы-молодцы!
– пояснила Галочка, усаживаясь рядом с Казаряном. До этого понятливый Смирнов, нарочито кряхтя, перебрался на заднее сиденье. Перебрался и подтвердил:
– Эге!
Галочка молниеносно поцеловала Казаряна в щеку, и тот неохотно смирился:
– Не очень вдохновляет, но приемлемо.
– Крути, Гаврила!
– приказал Смирнов.
– Опять по Ярославке?
– обеспокоенно спросила Галя, на светофорах ВДНХ вспомнив позавчерашнюю поездку в Болшево.
– Но не туда, - успокоил ее Смирнов.
– На этот раз прямо.
За Кольцевой, у Тайнинки, Казарян приткнулся к обочине и разрешил:
– Вези нас, Галочка.
Только перевалило за полдень. За город ехать уже поздно, а в Москву возвращаться рано. Не шоссе - автодром. Галочка с удовольствием пересела к баранке, подогнала под себя кресло и, повернув ключ, посоветовала:
– А теперь покрепче держитесь!
– До Тарасовки не очень-то, - предупредил Казарян.
– Знаем, знаем, - успокоила его Галочка и с ходу перешла в первый ряд.
На спидометре было сто двадцать. Хорошо!
Через десять минут Казарян распорядился:
– Сейчас направо.
Направо так направо. По более узкой дороге "восьмерка" катила медленнее. Вдоль бесконечного забора начальнических дач.
– Чьи?
– спросил Смирнов.
– Моссоветовские, - ответил всезнающий Казарян. Он опустил свое стекло, Смирнов - свое, и теплый ветер прилетел в машину. Гулял как хотел: ласково бил по глазам, поднимал волосы, щекоча теплом, забирался под рубахи. Открыв левый глаз, Казарян приказал: