Часов в шесть налетчики стали собираться домой. Собрались и потянулись к машине, и тут Алик умильно заканючил:

– Варь, можно я с ними поеду?

– Тебе же завтра на телевидение только во второй половине дня! возмутилась Варвара.
– Мне, ты думаешь, здесь одной очень интересно?

– Ну, ты пойми, мне на записи нужно быть свеженьким, как огурчик! Какой я после рейсовых автобусов буду?! Я же старый, Варвара!
– завыл Алик.

– А твой автомобиль где?
– поинтересовался Смирнов.

– Он его Нюшке отдал, - объяснила положение дел Варвара.

– Так Нюшка в отпуске!

– А ему лень! Ему все лень. На стоянку съездить, машину водить... Варвара махнула рукой и отправилась к заревевшей вдруг Ксюше, которая, видимо, не хотела, чтобы уезжали эти беспрерывно и громко говорящие люди.

– Варь, ну как?
– опять заныл Алик.

– Да убирайся ты с глаз моих долой!
– решила Варвара.

Алик кинулся в помещение - переодеваться.

Только помахав ручкой через заднее стекло уплывающему назад забору, за которым, провожая их, стояли Варвара и Ксюшка, он вздохнул освобожденно:

– Ну, все!

– Трусливый раб, замыслил я побег, - как всегда, цитатой оценил происходящее Казарян, сидевший рядом с шофером Галочкой.
– К соньке тянет...
– признался он, зевнув.

– Так вы поспите!
– предложила Галочка.
– Пока в придорожные кусты не тянет.

– Сейчас заснем, - пообещал Смирнов.
– Алька, пока Нюшка в отъезде, дай мне машину, а? А то надоело на кривой ноге пешком передвигаться.

– У тебя права с собой?

– У меня всегда все документы с собой, - нравоучительно ответил Смирнов.

– Раз ты у нас такой молодец, завтра обязательно на тебя доверенность оформим, - пообещал Алик.

– Мешаете спать, пацаны, - глухо проворчал с переднего сиденья Казарян. Галочка успокаивающе запела:

– Спи, моя радость, усни...

Они и заснули.

Галочка заблудилась в обильно разветвляющихся солидных военных дорогах и выбралась на Ярославское шоссе аж почти у Загорска. Выбралась и наддала.

– Где мы?
– хрипло осведомился проснувшийся от перемены скорости Смирнов.

– У Загорска, - раздраженно ответила Галочка.

– Мы что, в Ярославль помчались?

– Да заблудилась я немного, Александр Иванович, - призналась Галочка.
– Теперь наверстываю.

– А, ну тогда давай, - Смирнов опять пристроился поспать, но уже не спалось. Стал смотреть. Первый по-настоящему европейский бан при Москве, и поэтому Галочка без напряжения держала сто двадцать-сто тридцать. Без напряжения и с острым удовольствием. Мчались назад неразличимые леса, как забор выстраивались километровые столбы, жалобно-однообразно звенел рассекаемый воздух. Проскочили мост - поворот на Пушкино, и Смирнов попросил:

– Сейчас бабы местные с цветами будут. Ты останови, Галина.

Бабы были всякие: с огурцами, с помидорами и с цветами, конечно. Галина остановила. Смирнов долго прицеливался, долго приценивался. У интеллигентной старушки купил букет роз и вернулся на свое место.

– Тебе, Галина. За храбрость.

– Спасибо.
– Галочка взяла букет, наклонилась к розово-алым цветам, вдохнула их запах. Еще раз сказала: - Спасибо, Александр Иванович, вы настоящий рыцарь!

– Мы когда-нибудь поедем?!
– подал недовольный голос Казарян, и Алик, тоже проснувшийся, подал голос:

– И орут, и орут!

– Эх вы, представители творческой интеллигенции!
– огорчилась за всю творческую интеллигенцию Галочка и сказала уже одному Казаряну: - Раз до рыцаря не доросли, оставайтесь пажом. Будете букет держать.

Казарян взял букет и от растерянности понюхал. Поехали.

К Москве их снова убаюкало. Не спал один Смирнов. Путепровод у Северянина, ВДНХ, Рижский вокзал. У перекрестка проспекта Мира с Садовым встали вслед за троллейбусом. И, как открылся зеленый, Галочка, привыкшая за долгий день ехать по прямой, рванула вслед за муниципальным транспортом. Прямо на Сретенку, улицу с односторонним встречным движением. Неизвестно от чего, скорее всего от интуитивного ужаса, первым проснулся Казарян и взревел:

– Куда, куда?!!

Но было поздно - они ехали по Сретенке.

– Быстро, Галочка, направо, в переулок, - приказал Смирнов, и они покатились вниз.
– Теперь еще раз направо и во двор. Стоп. Ты молодец, Галочка.

Казаряновская "восьмерка" стояла с выключенным мотором. Милицейских свистков не было слышно.

– Такой уж молодец, что прямо деваться некуда!
– уже успокоенный Казарян сказал это всего лишь с легкой укоризной. Смирнов хлопнул его сзади по плечу:

– Дурашка, она гениально отрубила хвост!