– Горе-то какое!
– деловито огорчилась дамочка, поцеловала Мосина в щеку, подхватила на лету падавшие от удара о мосинский нос очки и убежала.

– Миня, а почему тебя Мосей стали звать?
– поинтересовался Роман.

– Ты с успехом мог бы задать другой вопрос: Мося, а почему тебя Миней назвали?
– раздраженно ответил Мосин.
– Но мне кажется, что ты отлавливал меня не для того, чтобы задать этот вопрос. А совсем-совсем другой. По палагинскому делу. Так?

– Проницателен ты, Миня.

– Профессия такая.

– А какая у тебя профессия?

– Юрист, Рома.

– Не юрист, а юрисконсульт фабрики канцтоваров "Светоч". Это не профессия и даже не должность. Это крыша, голубок мой.

Мося засмеялся и смеялся долго. Отсмеявшись сказал:

– Господи, до чего же милиционеры одинаковые! Сразу пугать.

– Я не пугаю тебя. Я позицию определяю, с которой ты и должен выступать в разговоре со мной. Я - представитель правоохранительных органов, а ты - жучок, существующий и существующий неплохо на сомнительные доходы.

– Из пушек по воробьям, - как бы "а парт" кинул реплику Мосин.

– Воробей - это ты?

– Выстрел-то мимо меня и поэтому по воробьям.
– Вопросы будешь задавать?
– с места в карьер начал Мосин.

– А как же!
– обрадовался Казарян.

– Тогда без предисловий начинай. Я тороплюсь, меня симпатичная гусыня ждет.

Казарян взял его под руку и вывел на улицу Герцена, и пошли они к Манежной площади.

– С палагинской коллекцией хорошо знаком?

– Да.

– И знаешь, как она хранилась в доме?

– Да.

– Через тебя никто не пытался начать переговоры с Палагиным о продаже коллекции или части ее?

– Палагинской коллекцией интересуются только специалисты и фанаты. И те и другие знают, что Палагин ничего не продает. Так что подобной попытки не может быть в принципе.

– Кстати, Миня, а сам-то ты что-нибудь коллекционируешь?

– Конечно. Но моя страсть - сугубо по моим средствам. Я по дешевке собираю русскую живопись начала двадцатого века, которая стоит копейки и которая через двадцать пять лет сделает меня миллионером.

– А хочется стать миллионером?

– До слез, Рома.

– При такой жажде можно и форсировать события, а?

– Какие, собственно, события?

– События, приближающие тебя к миллионам.

– Дорогой Рома, при твоем ли роде деятельности заниматься эвфемизмами? Спроси коротко и ясно: "Гражданин Мосин, не вы ли за соответствующее вознаграждение навели уголовников-домушников на коллекцию Палагина?"

– Считай, что спросил.

– Не я.

– Жаль.
– Казарян обнял Мосина за плечи.
– А то как бы было хорошо!

– Не столько хорошо, сколько просто. Для тебя.

– В общем, я тебе, Миня, верю. Хотя нет, все наоборот. В общем, я тебе, Миня, не верю, но в данном конкретном случае верю.

– Тоже мне Станиславский! Верю! Не верю!

– Хватит блажить-то. Давай вместе подумаем. Я поначалу был убежден, что наводка зрячая. А вот окружение прошерстил и усомнился.

– А если темная, Рома?

– Откуда? Среди окружения фофанов для темной наводки нет.

– Есть идея, Рома.

– Поделись.

– А что я с этого буду иметь?

– Миня, могу тебя заверить: от моих благодеяний миллионером станешь.

– Да я шучу, шучу! Хотелось бы просто от тебя в знак признательности небольшой сувенирчик. У твоего папаши в чулане лентуловский этюд пылится. Только и всего!

– Договорились. А ты мне в ответ - театральный экскизик Добужинского. Я помню, у тебя их несколько.

– Это же баш на баш! Мне-то какая выгода?

– Как знаешь, Миня, как знаешь!

Мосин отчаянно махнул рукой:

– Ну, что мы с тобой, право, как на базаре! Бери идею задаром.

– Значит, Лентулов менять прописку не будет.

– Как это не будет?
– возмутился Мося.
– Мы же с тобой договорились: ты мне Лентулова, а я тебе - Добужинского.

– Ладно. Отдавай идею задаром.

– Вы в своей конторе на Петровке небось думаете, что вы самые умные и проницательные. А у некоторых на плечах тоже не кочан капусты.

– Кстати, насчет эвфемизмов. Некоторые - это ты?

У казаряновской альма-матер - юрфака - они перешли на другую сторону улицы, свернули налево и мимо старого здания МГУ, мимо американского посольства выруливали к "Националю".