— Я не думала, что будет так тяжело, когда он уедет, — сказала она, когда они после ужина вышли в сад, сражаясь с москитами.

— В самом деле? После шестнадцати лет, проведенных вместе, надо быть чудовищем, чтобы ничего не почувствовать. К тому времени, как собралась уезжать Дана, мне казалось, что у меня просто не осталось никаких чувств, и все-таки это было тяжело. Я долго переживал ее отъезд.

С тобой будет так же.

— Я себе не представляю, как стану жить одна.

— Да нет же. Просто ты сейчас в самом центре своих переживаний. На тебя слишком многое свалилось. Как, кстати, Алли? Что говорит Хаммерман?

— Надежда еще есть, но если такое состояние продлится еще пару месяцев, то все. Я и думать об этом боюсь — что будет, если она так и останется в коме, Тригви?

Тригви некоторое время не отвечал, созерцая звезды.

— А я верю, что она придет в себя. — И тут он вспомнил то, что давно хотел ей сказать:

— Кстати, на прошлой неделе я слышал кое-что интересное, но не хотелось тогда тебя слишком напрягать, у тебя и так был хлопот полон рот.

— Что такое?

— Один человек был в гостях, там же была и Лора Хатчинсон. На той вечеринке она была пьяна, по-настоящему пьяна. Ее пришлось тихо увести оттуда. И это удалось — никакого шума. Теперь я думаю — как часто это с ней случалось и была ли она пьяна в тот роковой вечер?

Ну, если кто-то из нас напьется и сваляет дурака, то это не имеет никакого значения, если не повторяется слишком часто. Но человек, у которого проблемы с алкоголем… ситуация довольно деликатная… тут дело совсем другое. Вот я и думаю: не была ли она пьяна и в ту ночь?

Говорят, она изображала такое раскаяние, была так внимательна по отношению к Чэпменам. Кроме того, она сделала огромное пожертвование для Редвудской школы в память о Филиппе. Мне и тогда еще показалось, что она чувствует себя виноватой.

— Не исключено. Но, может быть, она искренне переживает смерть Филиппа, независимо от того, виновата или нет. Она прислала мне письмо с искренним сочувствием по поводу Алли, — бесстрастно ответила Пейдж.

Сначала и у нее было намерение обвинить во всем Лору Хатчинсон, но теперь она и думать забыла об этом.

— Нам она тоже написала, но я не стал отвечать. А что я мог ответить? «Нет-нет, ничего, никаких проблем… все прекрасно… вы чуть не убили мою дочь или превратили ее в инвалида, но все равно, спасибо, что вы нам написали». — Он явно был вне себя от ярости, но потом справился с этим приступом и кротко посмотрел на Пейдж. Понимаешь… меня просто мучит эта мысль. Я даже не знаю, чего я хочу, но у меня есть приятель, репортер, специализирующийся на расследованиях. Он работает в одной из этих бульварных газетенок, но у него довольно обширные связи.

— Но что ты хочешь выяснить? — заинтересовалась она.

— Я сам не знаю, что-то такое… может быть, я тоже ищу иголку в стоге сена, как и ты… Но когда я думаю о том, что случилось той ночью, я понимаю, что там было что-то еще, что-то, чего мы не знаем. Может быть, она так и не излечилась от алкоголизма, и тогда мы имеем право знать об этом.

— Ну что же, почему бы и не попросить его выяснить, — тихо ответила она, и Тригви кивнул.

— Чэпмены тоже заинтересованы в этом, — добавил он уверенно. — Они подали в суд на обе местные газеты.

— Мы с тобой просто два источника неприятностей, — сказала Пейдж с невеселой усмешкой.

— А может быть, не мы, а эта женщина? — предположил Тригви. — И я не думаю, что нам надо помочь ей уйти от ответа, если она виновата. Ты согласна со мной, Пейдж?

И она кивнула, на этот раз молча.

Две следующие недели пролетели быстро, со своими горестями, но и с радостями. Особенно мучительно прошла первая неделя после ухода Брэда — Энди плакал по ночам, дважды его пришлось забирать из школы, так как он был явно не в состоянии заниматься, и Пейдж побаивалась, не сбежит ли он снова из дому — однажды она едва нашла его в дальнем углу сада, одиноко сидящего в обнимку со своим мишкой. Ей тоже пришлось нелегко — она не могла дать ему то, в чем он так отчаянно нуждался, — вернуть его отца.

Брэд сдержал слово и на следующую субботу взял сына, и они поехали в «Морской мир». Самым ужасным было расставание — Энди не хотел, чтобы папа уходил, но Брэд был тверд. Он бы взял сына и к себе домой, в свою квартиру, но решил, что слишком рано знакомить его со Стефани. Она большую часть времени проводила у Брэда, и он не хотел, чтобы Энди в ней видел причину их расставания.

Вторая неделя была полегче. Пейдж снова взяла Энди к Алисон, и пару раз они ужинали у Торенсенов. В субботу было новое свидание с Брэдом, а в воскресенье, через шесть недель после катастрофы, чуть не убившей ее, домой вернулась Хлоя.

Ее привез Тригви, а Бьорн ждал дома с огромным букетом цветов, которые нарвал в саду. Повсюду были развешаны приветственные плакаты. Накануне они с Тригви испекли для нее большой торт, а потом Бьорн сам приготовил для Хлои ленч — бутерброды с ореховым маслом, его любимое блюдо, и оладьи, которые недавно научился делать. Даже Ник приехал на этот уик-энд и охотно согласился уступить сестре свою комнату. Так что для Хлои это было радостное возвращение.

После того как она устроилась, Пейдж и Энди тоже приехали навестить ее. Хлоя лежала на софе в гостиной, она еще не очень хорошо себя чувствовала, но была очень довольна, что вернулась домой. Она меньше принимала болеутоляющих, чтобы не привыкнуть к ним, поэтому ей приходилось превозмогать боль.