Шрифт:
– Арманьяк?
– спросил он.
Я не понял, и он объяснил мне, что так называется напиток. Он протянул мне стакан. Напиток был вкусный и теплый. Потягивая из стакана, я наблюдал за ним: не меньше сорока, животик и, темные волосы, приглаженные бриолином. Глаза жесткие и рот, который улыбался, как бы извиняясь за глаза.
– Как вас зовут?
– спросил Джилки. Услышав ответ, он почесал подбородок, выпятив нижнюю губу.
– Имя весьма известное, - сказал он.
– Возможно, но работу я делаю не при помощи имени. Я не виноват, что остались люди, которые что-то помнят. Не могу же я очистить от них весь этот проклятый город?
Он на некоторое время задумался, а потом стал сладким, как мед.
– Я хочу предложить вам одну тонкую работу.
– Вы думаете, я справлюсь с ней?
– спросил я. Он посмотрел мне в глаза. Это длилось всего мгновение. Потом сразу отвел взгляд и поглубже уселся в кресло.
– Думаю, что да, - ответил он.
– Вы, я вижу, все еще активны, несмотря на полицию и пять тысяч долларов премии. Я считаю хорошими качествами осторожность и умение вовремя скрыться. Вы хорошо стреляете?
– Достаточно хорошо, чтобы выбить из клюва вашу сигару.
Он немного отклонился назад. Вынул сигару и раздавил ее в пепельнице, как человек, который не любит испытывать судьбу.
– Отлично, - с наигранным спокойствием сказал он.
– Я хочу предупредить вас, что вам не придется воспользоваться пистолетом. Будете действовать руками.
Я скривился, предвидя множество осложнений.
– О'кей, - все же ответил я.
Он встал и принялся вышагивать взад и вперед, сложив руки за спиной. Он смотрел, в пол, подыскивая слова.
– Это просто, - заговорил он.
– Один человек из числа моих знакомых вскоре должен получить в наследство крупную сумму денег. Я всегда считал, что эти деньги должны принадлежать мне, что и произойдет, если этот человек исчезнет. Речь идет о пятидесяти тысячах долларов, и если вы будете работать на меня, десятая часть этих денег попадет в ваш карман. Все ясно?
Он скривился в усмешке и добавил:
– Моя племянница не получит ни цента, вы понимаете? По закону наследником буду я, так должно быть.
Он вытащил бумажник и тут же дал мне пятьсот долларов новенькими банкнотами.
– Вот задаток. Остальное получите, когда все сделаете.
Я стал спрашивать о том, какие меры он собирается предпринять, чтобы у меня не было неприятностей.
– Не беспокойтесь, Свид, - сказал он с иронией.
– У моей племянницы есть несколько ювелирных изделий, которые способны привлечь, кого угодно. Имейте это в виду. Поиски будут направлены не на вас, могу вас в этом заверить. Я не желаю, чтобы меня обвинили в пособничестве Черному Ангелу. Завтра вечером я ужинаю с одним крупным чиновником. Он нуждается во мне. Этого вам достаточно?
– Вполне, - ответил я.
– Если все произойдет не так, считаю своим долгом предупредить вас, что мне наплевать на вашего чиновника. Хорошенько уясните себе, что на повороте я вас отделаю, если вы попытаетесь меня обмануть.
Он рассмеялся.
– Не надо нервничать! Я держу свое слово и всегда осторожен... Кто назвал вас Черным Ангелом?
– Одна женщина. Не будем говорить об этом, лучше поговорим о вашей племяннице.
– У нее была собака, но вчера она умерла. Я подумал, что человек, которого Уэбб пришлет мне, не очень обрадуется, встретившись с немецкой овчаркой.
– Правильная мысль. А двуногих животных там нет?
– спросил я.
– Нет, - заверил он.
– Вот уже много лет моя племянница живет одна. Ваша задача очень проста. Сможете вы сделать это сегодня вечером?
– Смогу, - ответил я.
– Где живет ваша племянница?
– На Амстердам Авеню, в доме Хоббарта, на четвертом этаже. Ее зовут Джил Скотт.
Странно, Маат, хотя я не знал женщин и мне неизвестно, что они дают мужчинам, но все происходило именно из-за них. В жизни у меня было две женщины. Первая дала мне почувствовать вкус убийства, умерев по моей вине. Вторая привела сюда, сохранив свою жизнь...
Маат вздохнул и отвел взгляд от Бена. Он снова увидел это выражение безысходного отчаяния, которое источало его лицо. Никогда больше растерянность Бена не была так очевидна. Маат задавал себе вопросы и не мог найти на них ответа. Он предпочитал приступы дьявольского бешенства или взрывы черной ненависти этому лицу несчастного животного. Что же скрывал Бен?
Маат упрекал себя в том, что испытывает участие к осужденному. Он не мог избавиться от этого чувства, даже когда повторял себе, что перед ним чудовище.