— Я, — растерянно вымолвил Римьерос. Никто еще не пытался разговаривать с ним мысленно, и его попытки думать готовыми фразами немедленно просились на язык. — Мне сулил здесь сокровище кхитайский колдун Он сказал… что-то про исполнение заветного желания.

«Какое же у тебя заветное желание, смертный?»

— Я надеялся узнать это здесь, — честно ответил принц. — Он сказал — появится то, чего ты больше всего желаешь.

«Но с тех пор ты желаешь иного».

— Да. — Принц опустил голову. — Ведь я уже был в Звездном Колодце. А до того я видел людей, о которых никогда больше не хочу вспоминать — но, боюсь, буду помнить вечно. И теперь я совсем не знаю, чего хочу. Знаю только, что это не золото. И не корона в чужом краю, ни обычаев, ни языка которого я не знаю, и где даже дети смотрят на меня с ненавистью. Теперь я хочу другого…

«Это хорошо», — заметили все четверо разом. Римьерос так и ощутил это «хорошо» — сразу с четырех сторон.

— Наверное, — е силой выдохнул он, собравшись с мыслями, ибо внезапно все сделалось для него кристально ясным, и он не понимал теперь, как мог не видеть этого раньше. — Больше всего я хотел бы иметь свое маленькое королевство. Но мне не нужно чужого, не нужно большое королевство брата — мне бы что-нибудь поменьше. И свое. И чтобы меня любили в нем так же, как эти наверху любят своего кайбона.

«На это нужно тринадцать поколений», — ответили они со смехом.

— Пусть я буду первым, — упрямо тряхнул головой юный принц.

«Да будет так, — отозвались они. — Возвращайся в свой домен и сделай из него такое королевство. Однако не жди, что на этом все закончится. Хочешь ты того или нет, но престол Зингары ждет тебя. От судьбы не уйти даже бессмертным — не противься ее воле».

— Я не стану братоубийцей, — сердито отозвался Римьерос. — Такой ценой мне ничего не надо. Я не стану добиваться короны, даже если того пожелают все боги мира! И вам меня не переубедить.

Настало недолгое молчание. Казалось, зал застыл, точно само время остановилось в нем, и Римьерос невольно поежился. Он внезапно пожалел о сказанных словах — точно почувствовал, что могли они пробудить неведомых богов, о которых он только что отзывался с таким пренебрежением, и теперь пронизывающие взгляды их устремлены прямо на него.

Бесплотные голоса разрушили чары. Принц вздрогнул.

«Он не может знать, — произнес один укоризненно. — Не может знать о том, чего не видят его глаза».

«Письмо, — подтвердил другой голос. — Он не может знать о письме. Но король уже получил его».

«И готовит достойную встречу изменнику. У него не останется другого выхода, кроме как принять бой…»

«С судьбой не поспоришь».

В этой последней фразе была окончательность смертного приговора, и, вконец сбитый с толку и перепуганный, Римьерос вскричал:

— Стойте! О каком еще письме вы говорите? Я не писал брату ничего такого, что могло бы вызвать его гнев. Почему он должен ополчиться на меня?

Но голоса молчали. И фигуры во мраке колыхались почти смущенно, точно выдали нечто такое, о чем не имели права говорить, и, обескураженный, принц осознал, что больше ничего не добьется от загадочных призраков.

— Но если вы говорите, что меня ждет престол, значит, я все же одержу победу? — сделал он последнюю попытку проникнуть за плотную завесу будущего, которую на такой краткий и томящий миг приоткрыли для него подземные стражи.

Они по-прежнему молчали.

В сердцах принц сплюнул и развернулся, чтобы уйти.

— Ну так и спите дальше в своих могилах! К чему вы нужны тогда, таинственные духи, если все, что вы можете, это смущать человеческий ум загадками, кормить его пустыми обещаниями и несбыточными надеждами, или наполнять его душу ядовитым страхом. Мне не нужно ни то, ни другое!

Он был уже готов покинуть зал, уверенный, что стражи и впрямь погрузились в вековой сон, из которого вырвало их его появление, — как вдруг бесплотный голос, в котором, однако, явственно угадывалась улыбка, послышался у него в сознании.

«Мы никогда не спим. А что до страхов, обещаний и надежд — мы каждому даем лишь то, чего он на самом деле хочет. Тот маг, что приходил до тебя, думал, что желает власти. Он желал внушать страх, ибо обида и зависть точила его. И мы дали ему страх, но страх оказался сильнее и пожрал его самого. Теперь мы вечно с ним, и с каждым годом он боится все больше. Видишь, он послал тебя, хотя мог бы прийти и сам».

— Но он сказал мне, что сюда можно прийти лишь однажды, — припомнил Римьерос. — Он прочел в каком-то древнем манускрипте-