Идея сибирского областничества, безусловно, была не только мощным объединяющим началом, но и — что главное — выступала как определенная альтернатива большевизму. Кроме того, не забудем, что областничество имело левую, демократическую окраску и потому плохо попадало под вульгарную красную пропаганду типа: «Мы, божьей милостью Колчак, воссесть на царский трон желаем».

В общем, приходится снова вспомнить ленинское: «На Восточном фронте решается судьба революции!», потому что там сумели противопоставить красным не только силу, но и идею.

Здесь, однако, кроется грозная мина замедленного действия, которая во многом стала причиной поражения белого движения.

Часто оценивают победу красных как якобы запрограммированную, потому что-де у них в руках был центр с его промышленностью и однородным населением (из «Истории КПСС»). То есть центр всегда обречен побеждать провинцию… Да ничего подобного!

Ленин, к слову, писал: «В июле (имеются в виду июльские события 1917 года. — Д.С.) мы не могли бы удержать власть политически, ибо провинция могла пойти на Питер». Прекрасно понимал вождь революции, что ничего в этом деле не запрограммировано, да и опыт Парижской Коммуны был ему известен. А насчет промышленности, то уральская индустрия в сочетании с сибирским хлебом и углем давала белому движению такую питательную базу, с которой можно было как воевать, так и (что очень важно) просто закрепить за собой территорию к востоку от Волги.

Если помните трилогию А. Толстого «Хождение по мукам», то такой проект, проект так называемой Урало-Кузнецкой республики, обсуждался в кругах, близких к Корнилову, еще до октябрьского переворота.

Тогда в чем же дело? А вот в чем. Положение красных было действительно более предпочтительно, но по причинам более сложным. Несмотря на весь бред о мировом пожаре, несмотря на явно антинациональную и деструктивную по отношении к России деятельность, в той войне красные объективно выступали как новые имперцы, причем имперцы, самые жестокие за всю российскую — и только ли российскую? — историю.

То есть их реальная позиция, вопреки собственным декларациям, была круто державной, по классическому принципу империалистов всех времен и народов: «Разделяй и властвуй!» Вот почему в их рядах оказалось столько офицеров царской армии, и вот почему стал возможен в наши дни химерический союз коммунистов с национал-патриотами.

У белых же ситуация была много сложней и противоречивей. С одной стороны, официальный лозунг белого движения «Единая и неделимая Россия» лозунг чисто державный и притом откровенно донкихотский, так как реально единой и неделимой России в границах 1914 года, которые единственно признавали белые лидеры, уже не существовало. Отпали Польша, Финляндия, Закавказье, Прибалтика. И сей донкихотский лозунг не давал белым создать союз с освободившимися странами против красных, хотя и прибалты, и финны, и поляки готовы были пойти на такой союз: только официально признайте! Нет — и все тут! В результате белые «сгорели», а отделившихся признали… красные.

А с другой стороны… Мы уже видели, что на Юге две трети, а на Востоке подавляющее большинство людей в погонах — областники. Следовательно, между руководством и основной массой белогвардейцев неизбежно должна была образоваться трагическая трещина. Да, так и было!

Принято считать, что одна из причин неуспеха наступления Деникина на Москву — пассивность казачества, не желавшего покидать родные земли. Реальность еще трагичней: у Добровольческой и обеих казачьих армий Юга были принципиально разные конечные цели: державные — у добровольцев, областнические — у казаков.

Отсюда неизбежность конфликта, в том числе кровавого. Он и не замедлил разгореться на Кубани и Тереке, где в числе жертв оказались даже атаманы Рябовол и Филимонов — оба областники. О каком уж тут единстве может идти речь, когда, как в случае с Юденичем, южан объединяла не позитивная, а лишь негативная, антибольшевистская идея.

А на Востоке было еще сложнее, потому что областниками были практически все, а державником — один Колчак, разумеется, со своим штабом. Естественно, он должен был оказаться в изоляции. Не отсюда ли характерная трагическая доминанта его настроений?

Не нужно быть пророком, чтобы предсказать: даже в случае продолжения военных успехов разрыв между позицией Верховного правителя России и настроениями его армии стал бы только все более увеличиваться.

В общем, все без исключения белые армии стали перед фактом резкого расхождения между державностью командования и областничеством массы. Вот что об этом писал советский военный историк Н. Какурин: «Поскольку колыбелью белых правительств преимущественно явились окраины бывшей Российской империи, этим правительствам в большей или меньшей мере пришлось столкнуться с фактором, нашедшим свое выражение именно там как протест против многовекового национального и бюрократического гнета центра. Это было стремление к самостийности и автономии отдельных областей». Добавлю: здесь был не только и не столько сепаратизм, сколько вышеописанная субэтническая коллизия.

Попытка игнорировать ситуацию ставила белые центры сопротивления в весьма двусмысленную ситуацию. В сравнении с монолитностью красного лагеря в данном вопросе это, конечно, был не лучший фактор: в решающий момент все это скажется.

И здесь я рискну выступить в рискованном амплуа прогнозиста. Конечно, история не знает сослагательного наклонения, но все же, все же… Как бы могли развиваться в свете всего сказанного события, если бы чаша весов склонилась все-таки на сторону белых? На мой взгляд, возможны как минимум два варианта прогноза. И как говорят медики, оба неблагоприятных.