– Для чего?
– спрашиваю я.
– Не прикрывают ведь ресторан, если пьяные насмерть побьются. Или театра, если актеры друг друга жизни лишат, за кулисами, конечно.

– Ресторан! Зачем же закрывать ресторан. Финансы! А тут костел, чуждое направление мысли, католическая идеология. Напишут статью: "Не местом бога есть костел святого духа, а пристанищем сатаны", - органист с видимым удовлетворением наблюдает муки ксендза.
– И пудовый замок на ворота! По миру пойдем, пан Вериго, - заключает он и, как бы с горя, опрокидывает в рот полную рюмку.

– Вам это не грозит, - говорит ксендз.
– Вы заработок найдете всегда.

– На свадьбах играть? Прошли те времена. Сейчас народ избалован электрогитару подавай, да не одну - три, и чтобы солист, и ударник. Не в барабан же мне стучать на старости лет, пан Вериго. Эх, что и говорить! органист вновь хватается за графинчик.

Послушать органиста приходит и Серый, вскакивает на стул рядом с хозяином и благопристойно садится на задние лапы.

– Сгорите вы, пан Луцевич, - предупреждает ксендз.

– Уже сгорел, - отвечает органист и постукивает себя по груди.
– Это пепел. Мне пятьдесят шесть лет, а кто я? Кому играю? Старушки соберутся, поплачут о Христе, безбожных днях и христопродавцах. Так половина из них глухие. Кто слушает меня? Один вы. Да, вы правы, сгорел, в рутине этой погряз...

– А что вас, так сказать, засосало?
– любопытствую я.

– Обстоятельства, - отвечает органист.
– Ведь как получилось. Смотрите. Я - органист. А после войны, когда были силы и охота, - органисты почета не знали, это теперь в моду вошло - орган, орган, светский, разумеется, орган в национализированных костелах. А тогда нет, скрипки, фортепиано, вокал - этим да, уважение и оклад. Учиться негде, выступать тем более. Хотел в Вильнюс податься или Ригу - там традиции, культура, - так пан Вериго отговорил. Органиста у него не было, погиб. Женился вот еще непонятно зачем. Так и остался у разбитого корыта. Одно утешение, что дочь в люди выйдет. А между прочим хочу сказать, играю профессионально. У меня есть пластинки - записи известнейших органистов, я сравнивал - не уступил бы на каком-нибудь конкурсе. Правда, пан Вериго?

– Пить надо меньше, - неопределенно отвечает ксендз.
– Они не пьют.

– И мне хочется на пластинку, - говорит органист.
– Исполнение ведь следа не оставляет. Отыграл, звуки разлетелись, и все - забвение. Или вот, загноится палец, один пальчик, мизинчик хотя бы, отхватят его, и - конец музыканту.

– А где вы учились на органиста?
– спрашиваю я.

– Я, можно сказать, самоучка. Сначала у костельного органиста каликантом был - меха качал, он мне основу дал, потом в каунасской семинарии вторым органистом. Вот там был учитель - мастер. Сейчас таких нет.

Он опять наклоняет графинчик, и ксендз Вериго, слушая тихое бульканье настойки, мученически вздыхает.

– Ну что вы так осуждающе глядите на меня?
– спрашивает его органист.
– По-вашему, пан Вериго, если вы не пьете пива, так весь мир не должен его пить, а только думать о совершенствовании и воспитании воли.

– Господи, - морщится ксендз.
– Пейте, пейте. Пожалуйста.

– Пан Луцевич, - спрашиваю я, - вы не помните, кто из людей, которые были сегодня в костеле, носит сапоги?

– Жолтак, - отвечает органист.
– Он всегда в сапогах, зимой и летом.

– А кроме него?

– Кроме него, никто сапоги летом не носит. Какой дурак будет париться в такую жару. Только он.

– А Белов как был одет?

– Не знаю. Я его не видел. Когда Луцевич за органом, значит, он за органом. По сторонам не глядит.

– Выходит, вы и экскурсантов не видели?

– Этих видал. Слышу - топот, гляжу - припожаловали. Я им, конечно, кое-что и сыграл.

– Ну и зачем?
– неодобрительно спрашивает ксендз.

– Можно и пошутить, - говорит органист.
– Им все равно, они духовной музыкой не умиляются. Разрядка нужна. Играть тяжело, не думайте, что сел и трум, трум, трум, как на балалайке. Вы-то, пан Вериго, должны знать. Ну, Серый, выпьем.

Серый при этих словах взвился в воздух, как коршун, упал на тарелочку с колбасой и спикировал в спаленку, унося в зубах добычу.

– Ах ты, холера!
– вскричал ксендз и кинулся его преследовать.

– Оставьте, оставьте терзать бедное животное, - засмеялся органист. Жалко вам кусочка колбасы!

– Нет, ты не кончишь добром, - приговаривал ксендз Вериго, гоняя кота полотенцем, - ты скоро у людей изо рта начнешь выдирать, разбойничья рожа. Тебе уже все равно, что гости, что не гости. Я тебе покажу колбасу.

Обманным маневром кот вырывается из спаленки и уносится в прихожую.

– Нет, ты не уйдешь от меня!
– направляется туда же ксендз.
– Я тебя под землей найду!
– но тут погоню за дерзким котом прекращает короткая трель дверного звонка.

– Это за мной, - говорю я удивленному ксендзу.
– Мой помощник, от Жолтака возвращается.