– Что ж, господин Володкович, - сказал я.
– Наши желания совпадают. Я тоже хочу узнать преступника. У меня к нему есть и личный счет. Надеюсь, вы подскажете всем своим, и особенно Красинскому, проявить откровенность.

Володкович кивнул.

– И последний вопрос, - сказал я, - почему вы мне доверяетесь?

– Бог его знает, почему одним людям веришь, другим нет, - ответил Володкович.
– Вы - боевой офицер, кавалер креста святого Георгия. Я так думаю: какая вам честь мстить человеку, уже покинувшему свет... Или за его грехи мне... Да и сложилось, что я вынужден вам рассказывать; я посвящать ни вас и никого другого не хотел. И я чувствую, вы - порядочный человек. Ведь не могут все офицеры не сознавать наших обстоятельств. Я сам служил и убедился: в армии много людей, сочувствующих постороннему горю. Земля слухом полнится, что и сейчас, в нашем крае, объятом мятежом, иные офицеры входят в понимание чужих судеб. Они заслуживают особой благодарности.

XXVIII

Красинский пришел на свидание весьма раздраженным.

– Господин Володкович объяснил мне, - сказал он, - что вы должностное лицо. Это верно?

– Верно, - ответил я.

– Знаете, господин штабс-капитан, я так не умею, - сказал Красинский, - и учиться не хочу. Между нами неприязнь, мой долг вам не возвращен, а вы вдруг себя возвеличиваете, чтобы вопросы мне задавать. Я понял так, что даже предстоит как бы отчитываться перед вами?

– Верно, - повторил я.
– Господин Володкович считает, что Северин убит. Вы этому противитесь. Почему бы?

Красинский опешил:

– Как противлюсь! Это его мнение. Мое иное. И никакой связи... Уж не подозреваете ли вы, что я убил Северина?

В ответ я предложил прогуляться. Мы направились к прудам. Выйдя к ним, я спросил:

– Когда последний раз вы видели Северина?

– Позавчера, - ответил Красинский.
– Незадолго до вас. Это было в гостиной. Мы распрощались, и они...

– Кто?
– спросил я.

– ...Северин и господин Володкович ушли.

– А что вы делали далее?

– Людвига плакала - я стал ее утешать. Потом она поднялась к себе, а я вышел в подъезду - там заряжали мортирки.

Пруды и беседка остались позади. Мы пересекли лужайку и пошли кустарником.

– Куда мы идем?
– спросил Красинский.

– Где-то тут, - сказал я, - был убит брат вашей невесты. Может быть, возле этого куста или вот здесь.

Красинский равнодушно взглянул на указанное место.

– Скажите, Михал знал, что вы вызвали меня драться?

– Знал. Я просил его быть секундантом. Он отказался.

– Он вас не отговаривал?

– Пытался. Но я не люблю отступать.

– И что он?

– Сказал, что вы меня убьете.

– А где вы ожидали своих секундантов?

– Здесь, в усадьбе.

– Мне кажется, - сказал я, - вы не любили Северина.

– Почему не любил, - смутился Красинский.
– Слово какое-то сентиментальное. Хотя вы верно заметили: мне он не нравился. Скучно было с ним, тяжело, всем на свете он был недоволен. Царь - подлец, в правительстве - мерзавцы, дворяне - скоты, а честные люди - только те, что на каторге, да он.

Я повернул назад и стал про себя отсчитывать шаги.

– Тоскливая натура, - продолжал Красинский.
– Едем, бывало, мимо костела, он со злобой - "Работает, колдун!", мужики у корчмы дерутся, он "Правительство народ развращает!", лентяй крышу не перекрыл, он "Дворянство, так их и так. До убогости довели народ!". Просто смешно становилось.

И Красинский рассмеялся.

– Что вас еще интересует?
– спросил он, отсмеявшись.

"Еще, где находился господин Володкович, когда вы вернулись с просеки!" - "В траурной зале", - был ответ. "А Людвига?" - "Тоже там".
– "А Михал?" - "Все вместе. Вы думаете, - усмехнулся Красинский, - кто-то из них бегал в лес стрелять по вашему лекарю?"

– А Михал знает о выстреле?
– спросил я.

– Он считает, что приятель Северина развлекался. Мундиры ваши ему в любом случае неприятны. И я так думаю.

Ай да Михал, поразился я. Мудрец.

– Я хочу вас попросить, - сказал Красинский, густо покраснев.
– Я не говорил, что вы меня ранили... Я не могу, мне легче голову потерять... и дуэль наша все-таки не окончена. Я сказал, что разбился о сук, когда за стрелком гонялись... Вам ведь все равно...

Я мысленно ахнул. Да сколько же тебе лет, восклицал я. В таком рабстве у самолюбия состоять... Эх, совсем ты небитый! А если бы я грудь посек, что врал?
– что медведь когтем провел?

– Вот вы полагаете, что Северин застрелился, - сказал я.
– У вас есть основания?

– Кому он был нужен, этот Северин. У них у всех, кроме отца, слабая воля. Повоевал, потягался по лесам и к отцу - дайте денег, отбываю за границу, в Италию отдыхать. Что же касается слуг, то тут не те слуги, которые хозяев убивают. Мы сегодня говорили: господин Володкович месяцами держит в секретере деньги, и немалые - рубль не исчез. Уже сто раз могли бы ограбить, будь желание.

– Но зачем же ему было стреляться, если он в Италию намечал?