Поповский двор оказался заполнен канонирами; они сидели на завалинке, на бревнах, просто на корточках - все словно в раздумье. Будучи далек в мыслях от их настроения, я предположил какую-то новую беду и спросил у крайнего солдата, что произошло. "Ничего, ваше благородие. Песню слушаем", - ответил солдат. И действительно, из дома слышалось пение - в три голоса пели батарейные запевалы. Я сообразил, что обед достиг апогея.

Обождав последнего куплета, я сказал себе "С богом!" и тяжелыми ногами вошел в избу. Меня встретил взрыв радостных возгласов, которыми всегда приветствуется в подвыпившей компании новое лицо; Купросов поспешил наливать мне штрафную; тут же, будто иголку вонзив в мою совесть, спросили, где Шульман.

– Господин подполковник, - сказал я, - должен сделать вам сообщение. Конфиденциально!

Все замолкли, командир вышел со мной в сени.

"Василий Михайлович, - молвил я вполголоса, - помните, я ушел вместе в лекарем... Так вот. Мы поехали на прогулку, и в лесу..." - "Что в лесу?" спросил командир, трезвея. "Мы были обстреляны из засады. Точнее, некто произвел по нас одиночный выстрел. Шульман ранен".
– "Как ранен?" - "Ранен в плечо".
– "Опасно?" - "Слава богу, нет!" - "Ах ты, господи!
– воскликнул Оноприенко.
– Какая неосторожность. Мятежники! Вот и аукнулось нам снятие караула".

Тут в нашей беседе наступил короткий перерыв, равный по времени двум глубоким тоскливым вздохам подполковника. Для меня эти несколько секунд стали моментом прозрения. История моего знакомства с Володковичами вдруг развернулась перед глазами в единстве разрозненных прежде картин - так разворачивается веер, и догадки о возможном убийце пришли на ум.

– Господин подполковник, - сказал я, - прошу вас дать мне полномочия для розыска. Я виноват, мой долг найти преступника, иначе меня совесть истерзает.

– Ах ты, господи!
– повторил командир.
– У нас, действительно, сегодня непорядок. Утром побег был, а солдаты, вон, расселись во дворе, как на свадьбе... Черт знает что, не батарея - татарский базар... И надо охранение усилить... Идемте.

Мы вошли в горницу.

– Господа офицеры!
– призвал командир, и все встали.
– Полчаса назад штабс-капитан и лекарь подверглись нападению мятежников. (Я мысленно покраснел.) Шульман получил ранение. Приказываю вам, капитан, провести расследование покушения, возьмите взвод, два, сколько необходимо... вам, господа, привести в готовность свои подразделения. Надеюсь также, что каждый сочтет за дружеский долг навестить раненого товарища...

Офицеры повалили из избы. "Господа, - сказал в сенях Блаумгартен. Интересный у нас складывается обычай: уже поесть спокойно нельзя - жди несчастья. Позавчера - самоубийцу кортежировали по парку, в праздничный обед Шульман отыскал пулю, не сиделось ему за общим столом. А завтра что, как у Пушкина, утопленника сети притащут?"

И меня окружили кольцом: "Петр Петрович, как было?" - "Да как! Слышим выстрел, глядим - дыра в рукаве, а в плече - рваная рана. Я в лес никого".

И Нелюдов уже ревел с крыльца: "Это кто развалился? Табор? Цыгане? В парк! В строй!" Солдаты, следуя правилам самосохранения, опрометью вынеслись со двора.

Сказав Василькову посадить взвод на коней и ждать меня за выгоном, я поехал на квартиру.

Федор, как мне и думалось, покуривал трубочку на пороге.

"Живы!" - простодушно закричал он. "Как видишь, - ответил я.
– А ты никуда не отлучался?" - "А куда мне отлучаться? Молился тут за вас".
– "Ну, спасибо. А за лекаря не молился?" - "А за него зачем?" - "Ранили его". Федор опешил: "И он дрался?" - "Не совсем. Стреляли... бог знает кто". "Говорил, возьмите меня..." - восторжествовал Федор. "Помолчи, помолчи! Без тебя горько. Ты вот что, возьми в погребце бутылку, нет, две и отвези ему. Только не расспрашивай, и никаких укоров, вообще, отдай вино, пожелай здоровья - и за порог... И никому ни слова, хоть под пыткой... куда мы ездили... На прогулку ездили. И езжай на выгон, к прапорщику Василькову в отряд".

XXVII

Поручив Василькову прочесать лес в окрестностях места ранения лекаря, сам я в сопровождении денщика поскакал в усадьбу Володковичей. Во дворе и в сенях было пусто, зато в зале сидели человек пятнадцать. Находились тут все Володковичи и Красинский с рукою на перевязи. Последний, завидев меня, спросил жестом, не он ли мне нужен. Я мимикою же объяснил, что пока не нужен, и позвал господина Володковича.

– Распоряжением командира батареи, - сказал я, - я провожу следствие в связи с покушением неизвестного лица на жизнь нашего лекаря. Мне весьма жаль, - продолжал я, - но долг службы заставляет меня задавать вам вопросы, которые могут отозваться в вашей душе болью.

Володкович ответил гримасой: то ли - к чему же спрашивать? то ли спрашивайте, мне все одно; оглянулся, придумывая место для беседы, дернул противоположную дверь - закрыта, и предложил выйти на воздух.

Мы вышли.

– Мне известно, что лекарь ранен в плечо, - сказал Володкович. Николай был случайным свидетелем, да? И помогал вам искать?

Я кивнул и отметил про себя, что слово "случайный" господин Володкович выделил.

– Вы предполагаете, выстрел имеет какую-то связь с моей усадьбой, спросил он.