– Это неправда, - пробормотала Альма.
– Да, Роза была строгой. В бытность свою актрисой она привыкла ко всеобщему вниманию. Но была вежлива и "пожалуйста" говорила всегда.

– Вы просто душечка, Альма!
– смеясь, воскликнул Муни.

Квартира была опечатана полицией, о чем извещала записка на двери. Фаулер бесцеремонно сорвал её и открыл замок ключом, изъятым у Альмы несколькими часами ранее. В гостиной полицейский и Альма расположились на обитом бархатом диване, а Муни и Фаулер устроились в обтянутых шелком креслах.

– повторите все, что вы мне рассказали о вчерашнем дне, - велел Муни.
– Не волнуйтесь, если я буду время от времени прерывать вас вопросами. Начните с прихода почтальона.

– Хорошо.
– Прежде чем приступить к рассказу, Альма с ужасом посмотрела на рояль. Всего за сутки он покрылся толстым слоем пыли.
– Когда пришла почта, я отнесла её хозяйке, сама вскрыла конверты и подала ей. Разрезать конверты Роза не могла, но просматривать письма ей было нетрудно. Спустя несколько минут она позвала меня. Ее очень расстроило письмо от стряпчего из Орегона, в котором сообщалось о смерти старого друга Розы. Она долго плакала, бедняжка, и ничто не могло её развеселить.

– Где это письмо?
– спросил Фаулер.

Альма захлопала ресницами.

– Не знаю. Наверное, среди её бумаг возле кровати.

Фаулер достал книжечку и сверился с описью вещей.

– Вы утверждаете, что оно было, но мы не нашли письма, - он подался к Альме и в упор посмотрел на нее.
– Никаких следов.

– Оно наверняка среди бумаг. Больше ему негде быть. Я не брала его, а Роза не может... не могла встать с постели.

– Продолжайте рассказ, Альма, - сказал Муни.
– Забудьте о письме.

– Часов в девять она попросила меня принести ноты. Я подала те, что лежали на рояле. "Не эти, - сказала Роза.
– Дай мне сборник пятидесяти шести популярных песен". Я очень удивилась: ведь она не любила петь песни из сборников.

– Петь?
– переспросил Фаулер.
– Я думал, её хватил удар и она не поднималась с постели.

– Паралич ног - результат давней автомобильной аварии, - пояснил Муни.
– Удар не повлиял на речь, только руки ослабли. Правой рукой она почти не владела. Именно поэтому Альма писала за неё письма. Но, поверьте мне, её ум оставался ясным.

– Что было дальше?
– спросил Фаулер.

– Я взяла у неё ноты, принесла песенник и пошла на кухню.

– Вы не стали слушать её пение?

Альма смутилась.

– Это было трудно вынести. Голос у нее, хотя и остался звонким, был уже старческим, часто срывался, и дышала она слишком громко. Тем не менее, иногда Роза пела. Я предпочитала уходить на кухню - там не слышно.

– А что Роза пела вчера?
– с довольной улыбкой спросил Муни.

Альма повернулась к нему, стараясь собраться с мыслями.

– Кажется, она не пела. Я не слышала никакого пения.

– Тогда зачем ей понадобился песенник?
– спросил Фаулер.

– Не знаю.

– Думаете, мисс Уэстон умеет читать мысли?
– воскликнул Муни.
– Роза ни перед кем не отчитывалась.
– Он повернулся к Альме.
– Что было потом?

– Вскоре в кухне зазвонил звонок - это меня вызывала хозяйка, и я пошла к ней в комнату. Роза хотела уснуть раньше обычного и попросила сварить какао. Как всегда, я принесла две чашки и маленький японский чайник, он долго держит тепло. Потом я положила капсулы секанола на край стола, куда хозяйка могла дотянуться, и пошла к себе в спальню. Почитала, потом решила проверить, спит ли Роза. Она спала. Утром...
– голос Альмы задрожал, она прикусила губу.
– Когда я встала утром...

– Ладно, довольно, - сказал Муни.

– Как долго она принимала пилюли?
– спросил Фаулер.

– Много лет. Я знаю, что должна была присутствовать, когда она их глотала, но Роза всегда отсылала меня из комнаты. Она все делала, как хотела.

– Вот вам и ответ, - сказал Муни.
– Она могла накопить много капсул.

– Вы когда-нибудь находили спрятанные в кровати пилюли?

– нет, ни разу.

– Она могла спрятать их от вас?

– Вроде бы нет, - подумав, ответила Альма.

Фаулер победоносно взглянул на Муни.

– Давайте осмотрим комнату Розы, - предложил адвокат.
– Возможно, вы что-то упустили.

– Ручаюсь, что предсмертной записки там нет, - сказал Фаулер.
– Если вы на это намекаете.

– Никоим образом. Она не могла писать и вряд ли решилась бы диктовать такой документ Альме.

Они вошли в спальню, и полицейский, к которому была прикована Альма, громко ахнул. Комната Розы и впрямь впечатляла. Повсюду на стенах были развешены её портреты в золотых рамках с филигранью, кровать была отделана шелком с бахромой, на окнах висели тяжелые гардины. В комнате стоял пряный запах духов и пудры, хотя самой Розы тут уже не было. Справа и слева от кровати высились белые с позолотой тумбочки, на которых Роза хранила необходимые ей вещи.