– Вот ты какой ученый, - сказал капитан мальчику.

– Верьте мне, он знает больше, чем говорит, - сказал стряпчий.
– Я думаю, не прихватить ли нам его в карете вместе со старой Иезавелью.

– За то, что он перевел нам страничку латыни?
– добродушно спросил капитан.

– Мне все равно, куда ни ехать, - сказал Гарри Эсмонд просто и искренне.
– У меня никого нет.

Было, должно быть, что-то трогательное в голосе мальчика и в этом бесхитростном признании своего одиночества, ибо капитан бросил на него взгляд, исполненный ласкового сочувствия, а капрал, чья фамилия была Стиль, ласково положил ему руку на голову и произнес несколько слов по-латыни.

– Что он говорит?
– спросил стряпчий.

– Да спросите вы у него самого!
– воскликнул капитан.

– Я сказал, что и сам знавал в жизни горе и научился помогать в беде другим, а это не по вашей части, мистер Бумажная Душа, - сказал капрал.

– Не советую вам связываться с Ученым Диком, мистер Корбет, - сказал капитан. А Гарри Эсмонд, в ком ласковый взгляд и ласковые слова всегда встречали живой отклик, исполнился благодарности к своему неожиданному заступнику.

Меж тем заложили лошадей, и виконтессу, спустившуюся вместе с Виктуар вниз, усадили в карету. Француженка, которая обычно с утра до вечера бранилась с Гарри Эсмондом, при прощании расчувствовалась и назвала его "ангелочком", "бедным малюткой" и еще дюжиной ласковых имен.

Виконтесса протянула ему свою костлявую руку для поцелуя и призвала его вечно хранить верность дому Эсмондов.

– Если с милордом приключится недоброе, - сказала она, - его преемник не замедлит отыскаться, и у него вы найдете защиту. Узнав о моем положении, они не посмеют обратить свою месть на меня.
– И она с жаром поцеловала образок, который носила на шее, а Гарри ровно ничего не понял из ее слов и лишь много времени спустя узнал, что даже тогда, на старости лет, она все еще надеялась, с благословения святых и при содействии ладанок с мощами, подарить род Эсмоидов наследником.

Гарри Эсмонд в то время был еще очень юн, и едва ли можно было ожидать, чтоб он был посвящен в политические тайны своих покровителей; поэтому офицеры задали ему лишь несколько вопросов, в на эти вопросы мальчик (который был мал ростом и казался много моложе своих лет), отвечал с осторожностью, стараясь показаться еще менее осведомленным, чем был на самом деле, чему допросчики охотно поверили. Он ни словом не обмолвился о скрытом механизме окна и о тайнике над камином; и то и другое осталось незамеченным.

Итак, миледи усадили в карету и отправили в Хекстон, дав ей в спутники камеристку и блюстителя закона, а по сторонам кареты скакали четверо вооруженных всадников, Гарри же остался в замке, одинокий и позабытый, точно никому во всем свете не было до него дела. Капитан с небольшим отрядом охранял Каслвуд; и солдаты, незлобивые весельчаки, ели баранину милорда, пили его вино и всячески благодушествовали, что и не удивительно, ибо все кругом к тому располагало.

Обед офицерам подавался в гобеленовой гостиной милорда, и бедняжка Гарри почел своею обязанностью прислуживать капитану Уэстбери, стоя за его стулом во время обеда, как стоял прежде, когда это место бывало занято милордом.

После отъезда виконтессы Ученый Дик взял Гарри Эсмонда под свое особое покровительство; испытывал его познания в древних авторах, говорил с ним по-латыни и по-французски, в каковых языках, - как заметил мальчик и великодушно признал его новый друг, - сирота был более сведущ, нежели сам Ученый Дик. Узнав, что всему этому его научил иезуит, чью доброту и Прочие достоинства Гарри никогда не уставал превозносить, Дик, - к немалому удивлению мальчика, который, как многие дети, растущие без сверстников, был не по годам развит и сообразителен, - обнаружил недюженные познания в богословии и умение разбираться во всех вопросах, составлявших предмет расхождения между обеими церквами; и они с Гарри часами вели ученые споры, в исходе которых мальчик неизменно оказывался побежденным аргументами необыкновенного капрала.

– Я не простой солдат, - говаривал Дик, и этому нетрудно было поверить, судя по его знаниям, отличным манерам и многим другим качествам.
– Я принадлежу к одному из самых древних родов королевства; я обучался в знаменитой школе и знаменитом университете. Первые свои познания в латыни я получил близ Смитфилда в Лондоне, где вы поджаривали наших мучеников.

– А вы наших вешали, - возражал Гарри.
– И уж если говорить о преследованиях, мистер Холт рассказывал мне, что еще прошлый год одного эдинбургского студента, восемнадцати лет от роду, повесили как еретика, хоть он и отрекся от своей ереси и принес публичное покаяние.

– Что верно, то верно: немало было гонений и с той и с другой стороны, но это вы первые подали нам пример.

– Неправда! Язычники - вот от кого это идет!
– воскликнул мальчик и подкрепил свои слова длинным перечнем имен святых, начиная от первомучеников: под тем-то сам собой угас огонь, у того-то кипящее масло застыло в котле, над третьим палач трижды заносил свой топор, а святая голова все держалась на плечах.
– А где у вашей церкви мученики, ради которых свершались бы подобные чудеса?