Шрифт:
– Да будет так! Но не медли, не медли! У тебя всего один день...
Во время этого разговора мальчик сидел под окном ни жив, ни мертв. Примерзшая щека его горела огнем, и он никак не мог освободиться - кожа как будто срослась с заиндевевшим стеклом. Нашарить упавшие в снег очки тоже не удавалось.
Что же делать? Ведь он не может здесь оставаться - ещё немного и застынет тут насмерть - окоченеет, уснет навсегда... И Ева! Он должен предупредить её, не допустить злодейства. Она не станет колдуньей - его любимая девочка! Во что бы то ни стало нужно отвлечь её на весь завтрашний день, только бы она не попала сюда - в это логово...И нужно что-то сделать с проклятым кольцом, чтобы оно не могло больше порабощать её волю.
Никита ещё не знал как распутать этот колдовской узел - на раздумья у него есть целая ночь. Но сначала надо бы как-то освободиться и как можно скорей убираться отсюда. Странно, что до сих пор его не заметили.
Он напряг всю свою волю, сжал зубы и рванулся что было сил. Кожа на щеке лопнула, на стекле растекся кровавый след. Никогда он не испытывал такой боли! Сердце сбилось с ровного ритма и заметалось в груди. Кит боялся прикоснуться к щеке - казалось, что вся она содрана до мяса, и на лице у него рваная рана чуть не до кости...
Там, внутри в квартире стукнуло что-то - кто-то приближался к окну. Он все-таки наделал шуму, и теперь его обнаружили!
Страшно было подумать, что сделают с ним эти двое: старая ведьма и тот, с чьей помощью она творила свои темные дела! Она-то думала, что демон подчиняется ей, а на самом деле... Недаром ведь говорится про что-то дурное: "от лукавого!" Лукавство, ложь и обман - вот тот мир, в который вот-вот может пасть Ева. Нет, он теперь не будет называть её так - ведь Никита знал теперь, отчего у неё не только настроение, но и имя двоится...
Тут его рука, шарившая в снегу, нащупала очки. Наконец-то! Кит кое-как протер их и водрузил на переносицу. Теперь он мог хоть что-нибудь разглядеть...
Больше не раздумывая, парень сполз к краю козырька, свесил окоченевшие ноги и рухнул вниз. Он упал в большой рыхлый сугроб, куда дворники сваливали убранный снег. Это его спасло - он не расшибся и, к счастью, ничего себе не повредил. Какое-то время Кит оставался лежать неподвижно ноги совсем не слушались. Потом, застонав, поднялся и заковылял прочь от страшного места - в пургу, в ночь...
Глава 12
УТРО
Когда он добрался до дома, родители уже обзвонили все больницы - было уж далеко за полночь. Увидев сына - мертвенно-бледного, с разорванной и окровавленной щекой, Ольга только охнула и без сил опустилась в кресло. Отец молча обнял её и кивнул сыну:
– Ступай в ванную, завтра поговорим!
Они не стали его ни о чем расспрашивать - счастливые уже тем, что сын жив! Однако, разговор предстоял, - и разговор нелегкий, - об этом без слов говорило нахмуренное лицо отца и измученный вид матери.
Никита был рад, что его не стали пытать расспросами, нотациями и укорами - у него на это просто не хватило бы сил. Он понимал, что не имел права так волновать родителей и прежде не позволял себе этого - всегда предупреждал, где находится и звонил, что задерживается. И никогда не являлся домой позже десяти - об этом был уговор, который не подлежал обсуждению...
– Бедная мама, - выдохнул Кит, разглядывая себя в зеркало в ванной он и сам себя не узнавал!
Темные круги под глазами, иссиня-бледная кожа, вся щека разодрана, на лице запеклась кровь... Распухшие красные пальцы, а ноги... ох, хорошо, что мама не видит!
– они совершенно одеревенели, а пальцы на ногах побелели и почти ничего не чувствовали. Он принялся растирать их - нужно же что-то делать, - похоже, он отморозил пальцы... И с трудом сдержал крик, когда ноги начало колоть миллионами острых игл.
Отец постучал и вошел. И, увидев, что у сына с пальцами на ногах, только крякнул и покачал головой.
– Ну, ты даешь! Выдрал бы, да ведь спасать нужно.
Санчо принес в ванную бутылку водки, растер сыну ступни. У того от боли слезы выступили на глазах.
– Пап... я не хотел. Так получилось!
– Не надо ля-ля! Все разговоры завтра. Марш в постель!
Да, с отцом, когда он был в гневе, разговор короткий. Никита хотел подойти к матери, но отец не дал.
– Я кому сказал? Не трогай мать! У неё с сердцем плохо...
Да, похоже жизнь в их новой квартире не слишком-то ладилась. И родители были расстроены ещё и из-за этого - все у них пошло как-то вкривь и вкось...
"Ну ничего...
– подумал Никита, ложась.
– Я все исправлю... вот только Ева... моя Евгения..."
И больше не было ничего - только тяжкое забытье.
Проснулся он поздно - в половине одиннадцатого. На кухне слышался шум воды - видно, мама мыла посуду.
Никита, едва-едва поворачиваясь, кое-как поднялся, оделся... Все тело ныло, точно его вчера долго били или заставляли разгружать вагоны на овощной базе. Ступни горели огнем, щека саднила... Но это все ничего, - как говорится, до свадьбы заживет! Хуже всего было сознание вины перед родителями. И страх неизвестности: что будет с Женей?