– Ой, Сереженька!
– ахнула Ляля, извлекая из хрустящей бумаги маленький зимний пейзаж - акварель в деревянной полированной рамочке. Чудо какое!

– Это вам и на новоселье, - пояснил Сергей Александрович, - и к Рождеству. Видишь, там, за лесочком - церковь виднеется.

– Ого! Ну, старик, ты даешь!
– восхищенно причмокнул Санчо, принимая коробку, в которой таилась бесценная бутылка коньяка "Курвуазье".
– Это ж мой любимый! И как угадал...

– А деды Морозы - они такие, - прищурился Овечкин, отводя свои темно-карие смеющиеся глаза.
– Мы по звездам гадаем.

– Ну, давайте к столу!
– позвала Ольга.
– Дети, не отставайте.

– Погоди-погоди, - приостановил всеобщее передвижение Овечкин.

Он видел, что у детей с родителями Никиты явно назрел крупный скандал, и им меньше всего нужно сейчас присоединяться к застолью взрослых.

– Чет-то такое я слышал, пока к вашей двери приближался, будто ты, Женя за книжкой пришла? Так ты, Никита, дай человеку книжку-то. И проводи её.

– Слухай, Серега, эти красавцы такого вчера отмочили...
– начал было старую песню Санчо. Однако боевой пыл его несколько поугас.

– И отмочили, и ещё отмочат. И не такое! А что вы хотите? Это ж их основное в жизни предназначение - отмачивать! Кстати...

Он порылся во внутреннем кармане своей кожаной куртки и достал сложенный лист бумаги. Тщательно развернул и преподнес Никите.

– А этот подарок, - кроме всех прочих, - вам с Женей. Тут адрес Нила Алексеевича Левшина в Абрамцево и точное описание, как туда добраться. А это, - он жестом фокусника добыл из кармана пятьдесят рублей, - деньги на дорогу. Ну, и на всякие там "Фанты"-"Спрайты"... А пропитание вам сейчас мать соберет. Лелька, давай-ка по-быстрому, у них электричка с Ярославки через сорок минут отходит. А следующая - через час двадцать, да ехать туда больше часа - так они не успеют по свету ничего разглядеть.

Последовала немая сцена. Овечкинский напор, кажется, всех сразил. Первой опомнилась Ольга.

– Сергей... ты что себе думаешь? Как это? Наш сын...
– она едва не выпалила "неизвестно с кем", но вовремя сдержалась.
– Сын с нами не будет встречать Рождество?

– И ничего страшного!
– улыбнулся Овечкин.
– Один раз не считается. А Рождество в Абрамцево - это он на всю жизнь запомнит. А потом никто не будет друг другу мешать: ни вы ему, ни он вам... Знаете, к этому уж привыкать пора.

– К... к чему - к этому?
– заикнулась остолбеневшая Леля.

– К тому, что дети наши уже совсем взрослые. И всю жизнь их на поводкевозле себя не удержишь.

– Ну, Сергей, если б не ты...
– выдохнул Санчо.
– Ну и хрен с тобой пускай будет по-твоему. Гуляй, рванина!
– крикнул он совершенно ошарашенным детям, наклонился к сыну, дернул его за уши, а Женю - за длинный золотой сноп волос.
– Ну... с Рождеством! Но после все же поговорим!

И, решительно повернувшись, двинулся на кухню готовить стол. Мистическая фигура - Овечкин - направился следом, предварительно подмигнув двум своим юным друзьям, сраженным этим нежданным чудом.

– Счастливого Рождества!
– еле выдавила Леля, не глядя на них, и кинулась в ванную - плакать.

Ее единственный сын - кровиночка, счастье и надежда всей жизни уходил от нее. И с кем? Его уводила соседка, дочка пьяницы, дворовая девка... что может быть ужаснее и... банальней?!

"А может быть, так и надо?
– спросила у своего отражения Леля, справившись со слезами и припудривая нос.
– Что я знаю о ней? За книжкой пришла - за Волошиным... лепит из глины... Вон, Ломоносов тоже выбился из народа! Может и из неё выйдет толк? А скорее всего, это просто первое увлечение - сколько их у него ещё будет!" - пыталась она себя утешить.

Но утешение вышло слабое. И на кухню Леля вернулась в расстроенных чувствах. Правда, за хлопотами отвлеклась немного, а веселые розыгрыши мужчин скоро совсем поправили настроение. Тут привалили гости и пошел пир горой...

А Никита с Евгенией? Они стояли в прихожей ещё с минуту, не глядя друг на друга, потом он осторожно взял её за руку.

– Я в дороге тебе все объясню. Но ты должна мне поверить: я ни слова, ни полслова никогда никому не врал! Ну, может быть, только самую малость...

И это было истинной правдой. То есть, почти... Однажды, он сказал маме, что выпил молоко, а сам вылил его в раковину. Но он ведь тогда так это молоко ненавидел, да притом оно было с пенкой, и ему было всего пять лет... Да еще, когда накануне Нового года сказал родителям, что в футбол гонял...

– Я очень тебя прошу - поедем!
– он стоял перед ней с этой своей изуродованной щекой, усталый, измученный...
– Ты увидишь, как там хорошо, и печка для обжига...

– Но почему же твои родители так злы на меня? Что я им сделала?
– Женя уже немного пришла в себя, но все ещё волновалась.
– Почему твой папа сказал, что мы гуляли всю ночь? Кто ему об этом наврал, если не ты?