– А что стало с Милой?

– Что стало - ничего. В прах жизнь развеялась! С Сенькой не сложилось у неё - как чары действовать перестали, она к нему охладела. А мать не вернешь! А проклятье-то душу точит! И вся она, бедная, стала точно бумага, в воде размоченная. Много мучилась - и горела, и болела, руку ей отняли... С тех пор все в семье сикось-накось пошло. И я ничего с этим поделать не мог - проклятье весь род под откос ведет, точно поезд... Сын у Милы родился и, как вырос, одно себе в голову вбил: как бы разбогатеть! И этак наладился - схватить куш и убежать, а там хоть трава не расти... И денег, полученных этим манером, он не ценил. На ветер пускал. И много через него бед учинилось. А я ничего с ним поделать не мог: от веры он отвернулся, по скудному своему разумению жизнь строил - и вся семья его так. Вот она и порушилась. Последыш один остался. Живет бобылем - ни семьи, ни детей...

– Проша, а ты...

– Бросил я последыша этого. Муторно стало с людьми! Опять же, Сам - он этим последышем завладел и во всем гнул свою линию. Тот и воровством не гнушался, а теперь, слышу, и похуже дела стал творить...

– А он... последыш этот... в здешних местах живет?

– Нет, переехал. Квартиру в Москве купил. Престижную, как теперь говорят, - в самом центре. Неподалеку от того самого особнячка, которым прежде семья владела. Только место само по себе ничего не значит... Пустое место - вот что теперь его дом! Ни радости в нем, ни любви...

– Проша, а ты не жалеешь? Ну, что оставил его...

– Жалею - не жалею... А, да что там!
– Проша опять заметался по комнате.
– Прежде, если в новый дом переезжали, не забывали про домового звали с собой. С уважением подходили к нашему брату. А этот... и позвать позабыл. И вообще...

Проша весь скривился - вот-вот заплачет - просеменил к столу, опрокинул рюмочку и забился в кресло, сжав голову лапами.

– Проша, Прошенька!
– Сеня кинулась к своему другу, по пути запуталась в полах пледа и грохнулась посреди комнаты. Он всплеснул лапами, подскочил, в один миг оказался возле неё и принялся растирать ей ушибленную коленку, в плед поплотнее укутывать...

Так и сидели они на полу друг против друга - нежить и дитя человеческое! В потайном прибежище под землей.

– Проша...
– почесав шишку на лбу, всхлипнула Сеня.
– А что с Варварушкой стало? Ну, с той монахиней?

– Ох, и не спрашивай! Убили её.

– Как убили, кто?

– Люди. Видно, прознали, что у неё в келейке монастырские сокровища спрятаны. Топором зарубили и келейку обокрали. Только иконы чудотворной той, что в золотую ризу одета была, не нашли. И книг не нашли, а книги бесценные у неё хранились. А одна... так той вообще цены нет. И был ещё у неё один крест...

– А что за крест?

– Ох, Колечка, лучше не спрашивай и так тошно... Нательный крестик её. В нем частица самого Голгофского креста была вделана, на котором Христа распяли. Силой великой обладал этот крестик против бесовской нечисти, боялась она его, как огня! Даже Сам от него шарахался, и к Варварушке подступа не имел.

– И что ж теперь делать?
– Сеня почувствовала, что слезы наворачиваются на глаза.
– Как же быть теперь?

– Как быть?
– Проша почесал за ухом, машинально повторив её жест. Надо снова в семью идти. Грех свой искупать и новую жизнь налаживать. Видно, не видать мне покоя. Видишь - гнездышко оборудовал, думал буду жить тут один тихо-спокойно. Ан не получится! Сама знаешь: предупрежденье мне было послано, когда дерево рухнуло и меня придавило.

– Это что ж, дерево и было предупреждением?

– Ну да! От удара грома-молнии духа нечистого может совсем развеять. Особенно, если молния светит крестообразно.

– А так бывает?

– Бывает, Колечка, все бывает! Такое, что и вообразить невозможно... Ну вот. В этот раз меня не убило, а только придавило слегка. Читай так: если за ум не возьмусь - сотрут меня с лица земли!

– А что значит взяться за ум?

– Исполнять то, что на роду предназначено. А мне назначено при людях быть, а не прятаться в норке, как мышь какая-то! Домовой - он ведь слуга человеческий! Он к дому приставлен, чтоб порядок в нем наводить. Нет, не согласный я, что мы нечисть! Мы благое творить должны. Вот и я должен, засиделся без дела... Пора!

– А как же ты теперь? К последышу в дом вернешься?

– Нет, не вернусь. Забыл он меня. Бросил. Или, точнее сказать, я его бросил. Понимай, как знаешь... Только обиду эту мне не превозмочь - я к нему не вернусь. Да и семьи больше нет, один - не семья!

– А ты сам чего бы хотел?

– Сам-то... Я в семью хочу. Чтоб все было как положено. Надоело бобылем жить. Только все тянул - не решался никак! Вот мне сверху-то и напомнили! И открыли мне: тот, который тебя спасет, на помощь придет, твой с этих пор и есть!

– И что же? Вроде бы, пока все сходится. Я тебе на помощь пришла значит мы теперь вместе. Значит я твоя и есть. Правильно?

– Точно. Все так.

– А то, что меня тоже Сеней зовут... ну, как гада того... Это что совпадение?

– А про это думай сама - совпадение или нет... Только знай, что на земле ничего случайного не бывает. Но вообще-то ты ведь не Сеня - Ксения...

– Ты теперь снова будешь семью искать?

– Зачем же? Уже нашел.

– И какая же это семья?

– Обыкновенная. Непутевая больно... Да ты её знаешь - твоя ведь семья!