Он и нам завещает:

"поверьте, в психологическом смысле не имеет принципиального

значения, богат ты или беден".

Так что отойдите скромно в сторонку и не чувствуйте разницы. Только не пристраивайтесь в хвост за Борис Абрамычем, спрашивая, что дают: он последняя, и просил не занимать:

"в этом смысле я опасный человек".

Похоже, что тема подарков, пронизывающая журнальные материалы, не случайна: журналу так хочется еще и еще поговорить про чужие деньги, но участники беседы - нищие, и создается некая неловкость; подарок же словно бы не имеет цены. То есть денег он стоит, но не моих, а так, чьих-то. И разговор сразу становится легким, праздничным: с днем рожденья поздравит и, наверно, оставит мне в подарок пятьсот эскимо. Что это у вас за джип там, Юрий Абрамович? Какой джип? Ах, джип-то...

"Мой друг Игорь привез этот джип и фактически силой оставил

его у меня. Эта машина была мне не нужна, но не хотелось огорчать

друга".

Ясно... Не имей сто рублей, а имей сто друзей... А что это у вас за тигриная шкура, Борис Абрамович?

"Это презент приморского губернатора Наздратенко... В доме

нет ни одной вещи или картины, купленной мной. Все подарено".

Жена дарит Б.А.

"чашку в стиле Фаберже",

а он ей

"ручку. Золотую, с камешком. Обычные дешевые куда-то сами

собой разлетаются, а дорогие как-то отслеживаешь".

Верно. Тема "отслеживания" приобретает несколько другой аспект в рассказе Б.А. о покушении на его жизнь: взрыв, шофер и охранник

"куда-то сами собой разлетелись",

а Б.А., в дыму и пламени, выпрыгивает из машины и, все еще горя, заботливо спрашивает, что с водителем и охраной?

"Мне сказали, что с Мишей и Димой не очень".

(Попросту: разорвало на части.) После этого

"я решил, что мне подарена еще одна жизнь, к которой можно

относиться значительно более безалаберно, нежели к тому, что

подарком не является".

Каков вопрос - таков ответ; если бы мы не располагали независимыми источниками знаний о Башмете и Березовском, мы решили бы, что разницы между ними практически никакой.

"Сегодня, к сожалению, в России властвуют не музы, а... как

это называется?.. золотой телец".

Кто это говорит? Который Абрамыч не знает, как "это" называется и тоскует о музах? Юрий? Ан нет, Борис. Еще можно подумать, что задача журнала - с пристрастием "отслеживать" и допрашивать богатых Абрамычей.

"Национальности я никогда не стеснялся, хотя некоторое

чувство неловкости все же присутствовало, и я долго был не

Абрамовичем, а Аркадьевичем".

А это кто говорит? А это уже служитель муз. Удовлетворились? Никак нет. "Борис Абрамович, вам отчество никогда в жизни не мешало?" - не отлипает журнал, как будто сам не знает. Оба Абрамыча достойно справились с трудным ответом; интересно, какая по счету личность даст в лоб приставучему интервьюеру с криком:

"Раньше не мешало, а сейчас мешает!!!"

Конечно, внимание уделяется и личностям попроще, из тех, что перечисляются чохом, в подбор. Вот Максим: усмехается, а "веселого, в общем-то, мало"; что такое?- пришлось продать джип "Чероки", чтобы жена Мария создала свой бизнес. С бизнесом жена управилась и теперь хочет подарить мужу "ярко-красный "Порше-911" - автомобиль голливудских звезд и спортивных знаменитостей", но о джипе все равно грустит. Да, жалко супругов. Но репортаж рождает теплые чувства: не только шахтеры испытывают трудности. Вот Владимир Молчанов с гневом обрушивается на тех неизвестных, что оценивают его в у.е. Сам он, правда, охотно оценивает жизнь своих друзей в этих "неприличных" и "ненавистных" единицах, с подробностями: что друзья украли, куда вложили, как ушли "от бабушки" и "от дедушки". "Мне было хорошо с моими у.е.",- мечтательно вспоминает автор, но тут же спохватывается и кого-то когтит и клеймит: "мелкие души, меряющие все на свете лишь одной мерой - у.е." Ну скажи, скажи, чего уж там: жил я отлично, по сусеку не скреб, чего и вам желаю. Это же журнал, а не Страшный Суд. Нет, суров как Савонарола:

"среди самых моих близких друзей богатых не было"...

Господи, Боже святый, какая скука! Зевота челюсти ломит. Все-то, все они сухой корочкой питались, все были несчастненькие, утнетенненькие, но образованненькие, возвышенно-интеллигентненькие. В жизни ценили одно: потертые семейные реликвии. Денег этих, проклятых, никто и не хотел, все Ахматову читали и тем жили. Светло и чисто. Блажен, кто верует.

Не все, однако, заврались: отрадным контрастом прибедняющимся, юродивым богачам служит история Звет Ле Юр,- она же Светлана Кобец,- киевской красавицы, ставшей на короткое время французской моделью, а потом, волею судеб, павшей до загорского приемника-распределителя для бомжей. Светлана едва ли не единственная личность на два номера журнала - не придуривается: в Париже ей жилось хорошо, в загорском бомжатнике - плохо. Спасибо ей: не стоя ни в одну недоступную нам кассу, не дребезжа мимо нас на стареньком "мерсе", она возвращает жизни ее истинный, удивительный и горестный, драматический масштаб. А значит не все потеряно и для журнала - читать мы вас будем, только не держите нас за дураков.

ноябрь 1998 года

Татьяна Никитична Толстая

Перевод с австралийского

Вышел первый выпуск итальянско-международного журнала Colors на русском языке - образцовый пример игры топором на скрипке. Не итальянцы ли придумали поговорку "traditore - traduttore" ("переводчик - предатель")? Не очень-то доверяя толмачам из местных, они дали параллельный текст на всемирной lingua franca - английском. И правильно, а то мы ничего бы в журнале не поняли. Много у нас по ларькам журналов никчемных, развязно-желтых, стоящих на карачках перед читателем: "купи меня, купи, я такая же дрянь как ты",- но, по крайней мере, язык их соответствует содержанию. Colors - журнал хороший, а мы заждались высококачественного, непошлого издания. Дождались: артель криворуких неучей взялась за пустяшную работу: перевести простой, емкий английский текст, и не только не справилась с детским заданием, но загубила саму идею журнала.