– Интересно, - без всякого интереса сказал Алексей Палыч, - а сколько, ты думаешь, мне лет?

– Тоже, наверное, вроде этого.

– А сколько лет твоему отцу?

– Откуда я знаю...

– Странно, - сказал Алексей Палыч.
– У вас дома справляются дни его рождения... Наверное, бывают гости... поздравляют... Ведь говорят, сколько ему лет?

– Откуда я знаю... Меня за стол не сажают.

– Но все-таки: тридцать пять или сорок?

– Наверное, сорок...

– А мне сорок пять!
– заявил Алексей Палыч с тихой гордостью.

Но Гену это не поразило: в своем прекрасном возрасте разницу между сорока и семьюдесятью он не осознавал - не по недостатку воображения, а потому, что эта проблема его не волновала.

– К вам ребята хорошо относятся, - повторил он.
– А почему вы у нас - разговорчики разные.

– А Борис?

– Борис ничего. Но вас мы понимаем, а его не очень.

– Борис просто очень устал, - сказал Алексей Палыч.
– Я, Гена, не могу тебе объяснить...

– Да ничего не надо объяснять, Алексей Палыч. Мы идем, все нормально... Не хотите - не надо...

– Я бы очень хотел, - сказал Алексей Палыч, - но это невозможно. Ты мне должен просто поверить.

– Я вам верю, - сказал Гена, и в голосе его Алексей Палыч почувствовал какое-то прощение, отпущение грехов, которых не было. Мне вообще кажется, что все немножко не так...

– Что именно?

– А все, - сказал Гена.
– Объяснить я не могу. Чувствую...

– Ты правильно чувствуешь, - вздохнул Алексей Палыч.
– Ты понимаешь, я оказался в положении собаки, которая все знает, но объяснить не может. У нас с тобой странный разговор - откровенность без откровений... Но я, Гена, не виноват... Пойдем на стоянку. Если у тебя будут вопросы, спрашивай в любое время, не стесняйся.

Гена пошел вперед и стал подниматься на склон.

Алексея Палыча вдруг осенило.

– Стоп, - сказал он.
– Гена, ты - ее помощник?

Гена обернулся. Волнений на его лице заметить не удалось.

– Кого?
– спросил он.

– Елены Дмитриевны.

– Конечно, - сказал Гена.
– И я, и все остальные тоже.

Алексей Палыч не стал его останавливать. Мысли его сейчас бродили по разным каналам, но в одном из них сейчас возникло подозрение, что Гена знает больше, чем говорит.

Не тайный ли он помощник Лжедмитриевны?

Нет. Будущее покажет, что не тайный.

ИЗ ЧЕГО ВАРЯТ

КАШУ

Когда Алексей Палыч и Гена поднялись наверх, там уже все проснулись. Ребята обувались, ежась со сна. Веник бродил между ними, жаловался, старался рассказать о происшествии на берегу, но его не понимали.

Шурик сидел на корточках возле вчерашнего костра, пытаясь разыскать тлеющие угли. Ничего из этой затеи не получилось.

– Алексей Палыч, давайте вашу пушку.

Хотя история с пропавшими спичками по-прежнему не нравилась Алексею Пальму, она имела и хорошую сторону: конструктор "пушки" оказался небесполезным человеком в походе. Вот только Борис не принес еще ощутимой пользы. Он и сам это понимал. Дежурить сегодня была не его очередь, но он сходил за водой, за ветками и только потом пошел умываться к озеру.

Лжедмитриевна уходила с берега последней. Возле Бориса она задержалась.

– Как ты себя чувствуешь?

– А что?

– Вчера тебе было плохо...

– А сегодня хорошо.

– Боря, не надо на меня злиться, - сказала Лжедмитриевна.
– Вы сами захотели пойти с нами.

– А я вот возьму и скажу ребятам, кто ты такая.

Лжедмитриевна не испугалась.

– Не стоит. Себе же хуже сделаешь. Я ведь никому не говорю, что ты вчера притворялся.

– А ты докажи!
– вскинулся Борис.

– Мне достаточно того, что ты сам это знаешь. У _вас_ так быстро не выздоравливают.

– А у _вас_?
– спросил Борис, не зная, чем бы еще кольнуть Лжедмитриевну.

– У _нас_ вообще не болеют, - спокойно сказала Лжедмитриевна.

– Тогда зачем же ты сюда прилетела?

– Я не узнаю тебя, Боря. Откуда в тебе столько недружелюбия? Раньше ты был другим...

Борис понял, что речь идет о мальчишке.

– Он человек, а ты - машина.

– Даю тебе честное слово, что я не машина.

– Так я тебе и поверил.

– А этому ты поверишь?

Лжедмитриевна подняла с берега острый камушек и провела им по предплечью. Показалась кровь.