Но тут было что-то похуже.

На сей раз Ефросинья Дмитриевна ушла с твердым убеждением, что подозрения ее были не напрасны: в лаборатории делались какие-то темные дела.

День 4-й

Мелкое разоблачение

Наступило утро четвертого дня с тех пор, как был установлен контакт.

На судьбе нашей маленькой планетки это никак не отразилось.

Не изменилась жизнь и в Кулеминске, который неторопливо вращался вокруг земной оси, подставляя бока восходящему солнцу. Взрослые кулеминцы уже шли на работу. Еще ворочались в постелях школьники, которым теперь все чаще снились каникулы. Вернулась с ночного дежурства вполне выспавшаяся Анна Максимовна. На кухне, брезгливо морщась, намыливала шею Татьяна - ей сегодня предстояло сдавать зачет. Алексей Палыч по случаю свободного дня жарил на плите яичницу.

– Саша опять не ночевал?
– спросила Анна Максимовна, когда сели за стол.

– У него рано утром полеты, - сказала Татьяна.

Анна Максимовна временно промолчала. Но Татьяна прекрасно понимала, в чей огород полетел камень. Некоторое время, сдерживая себя, она яростно кромсала вилкой яичницу. Из двух глазков она сделала четыре, потом - восемь, и на этом ее терпение истощилось.

– Ты, мама, напрасно так беспокоишься. Меня мой муж вполне устраивает.

– Устраивает?

– Абсолютно!

– Ну, ну, - сказала Анна Максимовна.
– Тебе виднее.

В голове Анны Максимовны было столько тихого, но упорного сопротивления, что Татьяна вышла из себя окончательно.

– И я раз навсегда прошу, - сказала она звенящим голосом, - не будем больше обсуждать эту тему.

– Можно и не обсуждать, - согласилась Анна Максимовна.
– И верно: поздно уже обсуждать.

Тут бы самое время было Алексею Палычу стукнуть кулаком по столу, чтобы подпрыгнули на нем ложки-тарелки. Но тогда это был бы не Алексей Палыч. Нет, так он не мог поступить. Ему, в его положении, вообще не надо было бы никак поступать. Но он мирно сказал:

– Аня, давайте не будем ссориться. Всем ведь нелегко: и тебе, и Танюшке. Тем более что у нее сегодня зачет.

Тут очень хотелось бы написать, что Татьяна посмотрела на отца с благодарностью. Но это было бы неправдой. Правдой было только то, что она посмотрела. А точнее - метнула копье из-под длинных ресниц, которые так нравились летчику Саше. Отец-то уж совсем не имел права вмешиваться в дела взрослой дочери!

– Можно и не ссориться, - сказала Анна Максимовна.
– Это ты верно заметил: женщинам всегда нелегко. Вот мужчинам полегче. У них времени много, они могут лялякать у пивного ларька, а могут продавщиц пугать. Вот, вроде тебя.

– Я - у ларька?
– искренне изумился Алексей Палыч.
– Да когда же я?..

– Я говорю: продавщиц пугать.

– Каких продавщиц?

– А Клавдию из овощного. Я у нее вчера была. Она мне селедки баночной оставила... "Прибежал, - говорит, - взлохмаченный весь, не то красный, не то зеленый... Кричит: "Чем ребенка кормить, чем ребенка кормить?!" Я, - говорит, - испугалась: уж не с внуком ли вашим что случилось? А он весь стал бледный, затрясся и кричит: "Имени нет... имени нет три месяца!" Я уж подумала, что у вас пожар или другое что... Вроде как не в себе человек."

С любопытством поглядев на отца, Татьяна отметила, что тот "весь стал бледный".

– Почему же - взлохмаченный?
– растерянно спросил Алексей Палыч.

– Да уж не знаю почему.

– И когда я кричал на кого-нибудь?

– Ну, Клавдия и соврет - не дорого возьмет. Но ведь не все же она наврала?

– Мама, - скромно сказала Татьяна, - мне кажется, что папа не может быть красным, взлохмаченным и зеленым. Кричать он тоже не умеет...

– Умею, - с тихой угрозой сказал Алексей Палыч, начиная понимать, куда клонит настырное чадо.

– Не умеешь. Но ты, мама, обрати внимание на одну вещь: он интересовался, чем кормить ребенка.

– Ну и что?
– спросила Анна Максимовна, еще не успевшая связать все факты в единый узел.

– А то, что продукты у нас пропали...

– Не пойму я, что ты одно к другому лепишь. Продукты Андрюшины. Разве отец не знает, чем мы его кормим?

– Андрюшу - знает...
– многозначительно сказала Татьяна.

– Татьяна!
– повысил голос Алексей Палыч.
– У тебя во сколько зачет?

Татьяна поднялась из-за стола, повесила на плечо сумку и пошла к двери.

– Интересно, - сказала она, оборачиваясь, - как только я заговариваю о продуктах, ты сразу вспоминаешь о моей электричке.

Татьяна закрыла за собой дверь, но тут же приоткрыла ее снова.

– Интересно!
– сказала она.
– И даже - странно!

Дверь за Татьяной закрылась.

В эту минуту Алексей Палыч не возражал бы, чтобы она закрылась навсегда.

– Алексей, - тихо сказала Анна Максимовна, - это ты взял продукты?