– Кто там?
– спросил Алексей Палыч.

– Инспектор...

Спрятаться в лаборатории было совершенно негде.

Спустившись на три ступени, инспектор увидел троих людей: двух ребят и одного взрослого, которого знал довольно давно.

– Ну, как тут у вас в нашем смысле?
– спросил инспектор, протягивая Алексею Палычу руку.

– По-моему, все хорошо. Сам делал, в соответствии с наставлением, - почтительно сказал Алексей Палыч, кося глазами в угол, куда Борис успел затиснуть мальчишку.

– Ну, это мы посмотрим, хорошо или плохо. Силовой ввод есть?

– Вот, к станку.

Инспектор подтащил табуретку в угол.

– Ну-ка, мальчик, подвинься, - попросил он, отодвигая рукой пришельца.

Как ни старался Борис заслонить мальчишку, взгляд инспектора все же скользнул по невысокой фигурке, закутанной в одеяло. Только скользнул, не более.

Проверив ввод силового тока, инспектор занялся остальной проводкой. Он влезал на верстак, на стол, светил в темных местах своим фонариком.

Инспектор работал не спеша, добросовестно, не отвлекался, задавал вопросы только по делу, но, видно, какая-то посторонняя мысль сверлила его затылок. Какую-то ненормальность, желание что-то скрыть ощущал инспектор во всеобщем молчании... От инспектора почти всегда пытались что-то скрыть. Но ведь здесь проводка-то была в полном порядке!

Наконец инспектор нащупал эту мысль. Он развернулся на табуретке.

– А чего это вы мальчишку в одеяло закутали?

– Видите ли...
– пробормотал Алексей Палыч.
– Это в целях...

– Репетиция, - быстро сказал Борис первое, что пришло ему в голову.

– Ага, ага, - согласился инспектор, сразу утрачивая любопытство; репетиция была словом привычным, житейским; во Дворце культуры инспектор бывал часто.

Осмотр заканчивался. Инспектор поковырялся в щитке с пробками, слез с табуретки, потер ладонь о ладонь.

– Вроде все в норме. Хотя не мешало бы вас и оштрафовать.

Оживший было Алексей Палыч снова завибрировал:

– За что же нас штрафовать?

– А так. Для порядка. Чтобы не репетировали.

Последнюю фразу инспектор произнес в шутку. Он даже улыбнулся, что в практике инспекторов равносильно дикому хохоту. Но его собственные слова самому же ему кое-что напомнили.

– А почему вы тут репетируете?
– спросил он, отыскивая глазами мальчишку.

– Это мой брат, - быстро сказал Борис.

– Ага, - кивнул головой инспектор, которому слова Бориса ровно ничего не объясняли.
– Брат - это хорошо.

Попрощавшись с Алексеем Палычем, инспектор ушел, унося смутное ощущение, что в лаборатории все-таки есть какой-то непорядок.

Алексей Палыч запер дверь и вытер платком лицо.

Борис хлопнул мальчика по спине. Тот посмотрел на Бориса с удивлением.

– Ты - молоток, - сказал Борис.

– Молоток?
– повторил мальчик.

– Молоток - это значит молодец. Молодец, что молчал. А то бы мы погорели.

– Погорели?
– снова спросил мальчик.

– Ну, засыпались бы, понимаешь?

Мальчик отрицательно покачал головой.

– Засыпались - это значит...
– уже с некоторым раздражением сказал Борис.
– Это значит... это значит...
– Борис умолк, взглянув на Алексея Палыча, и увидел, что тот улыбается.

Борис нахмурился.

– Засыпался - это означает, что...
– начал Борис, как на уроке. Что... что человек хочет что-то скрыть, а его... разоблачают. Ты молчал, и поэтому ты не засы... поэтому инспектор не догадался, что мы тебя скрываем.

– Теперь понятно, - сказал мальчик.
– Это же очень просто. Удивительно, что я сразу не понял.

– Ты бы лучше подключился, тогда не придется объяснять по десять раз, - посоветовал Борис.

– Подключился? А что такое - подключиться?

– Да не темни ты!
– тоскливо сказал Борис.
– Ведь мне же Алексей Палыч все рассказал. Ты и сам слышал.

– Я слышал, - согласился мальчик.
– Но я все равно не понимаю, что такое "подключиться". А еще больше не понимаю, что такое "темнить".

– Темнить - это значит скрывать правду!
– заорал Борис.
– А говорить "еще больше не понимаю" - неграмотно! Надо говорить "еще меньше понимаю"!

– Ты опять говоришь очень громко, - сказал мальчик.
– Когда ты говоришь громко, я еще меньше понимаю. Но я не скрываю правду.