Шрифт:
В ответ художник гордо произнес что-то такое, что не только запомнить, но и повторить-то невозможно. Вроде как: «Сюрреалистический абсурдизм в стиле раннего постмодернизма».
Все ясно. Я даже вздохнул, не сдержавшись. По такому описанию можно и помойный контейнер обвинить в краже коллекции.
– А вы не покажете нам этот портрет?
– на всякий случай попросил я.
– К сожалению, - он развел руками, - я подарил его оригиналу.
– А вы не вспомните, как он выглядит?
– Оригинал?
– Нет, портрет.
– Очень просто и очень талантливо: на белом фоне черный вопросительный знак и красный восклицательный…
Я чуть со стула не упал. Все сходится! Именно этот шедевр из знаков препинания висел над часами в особняке с кривым конем на крыше.
– Я как бы задаю вопрос, - пояснил Собакин: - Кто вы такой? И звучит ответ: «Вы меня еще не знаете!»
А ведь что-то в этом есть.
– А фамилию его вы не помните?
– Как же!
– обрадовался художник.
– Фамилия простая и хорошо запоминается: Толстой.
– Лев Николаевич?
– уточнил Алешка, показывая свои литературные познания.
– Вовсе нет, - почему-то обиделся Собакин - то ли за графа, то ли за жулика.
– Константин Борисович.
«К. Б., - подумал я, - Карабас-Барабас».
– А где он живет?
Художник обиделся еще больше:
– Откуда мне знать? Он меня в гости не звал.
– А где же он вам позировал?
– спросил Алешка.
Позировал, внутренне усмехнулся я. Срисовал небось Собакин эти знаки с «Букваря», вот и все.
Но художник сказал:
– У меня дома.
Следующий вопрос не мог не вырваться одновременно и у меня, и у Алешки:
– И он видел вашу коллекцию?
– Еще бы! Даже предлагал кое-чем обменяться. Он ведь тоже оружие коллекционирует.
Ага, а потом решил, что лучше и проще всего коллекцию украсть.
– А почему вы так живо интересуетесь этим человеком? Он ваш родственник?
Ну да! Только этого нам не хватало! Таких родственников.
– Папа хотел купить его портрет, - не моргнув глазом, пояснил Алешка.
– А мы его отговариваем.
Интересно, папе тоже приходится так много врать на своей работе, чтобы добраться до истины? Наверное. Ведь не зря же один философ сказал: «Хочешь знать правду - побольше лги».
В общем, ничего особо нового мы не узнали. Только получили подтверждение фактам и уликам, собранным нами на Карабаса. Ясно, что он откуда-то узнал про коллекцию, напросился в дом художника, разнюхал там все, а потом послал своих бандитов ее украсть. И прячет драгоценное оружие где-нибудь в темном углу на чердаке своего дома под поломанным конем. Вот это нам и предстоит выяснить. Ну и некоторые другие детали. Второстепенные.
Художник между тем все время приглядывался к Алешке.
– У вас, юноша, очень смышленое лицо, - сказал он, когда мы стали прощаться.
– Хотите, я напишу ваш портрет? Бесплатно.
– Спасибо. Я лучше сфотографируюсь, - чистосердечно признался Алешка с ноткой испуга в голосе и поскорее взялся за ручку двери.
Художник не обиделся. Видно, уже привык к такой реакции граждан на его предложения, и любезно пошел нас проводить, предварительно запрятав и заперев пистолет в ящик стола.
Алешка, вредина, когда мы проходили мимо автопортрета, ткнул в него пальцем и сказал Собакину тоном большого знатока:
– Знаете, я бы на вашем месте чуточку прищурил левый глаз.
Где он там глаз разглядел, в этом белом разливе?
Но художник, довольный замечанием, ответил:
– Вы правы, мой юный друг. Я уже давно подумываю об этом. Такая деталь придаст моему образу еще большую выразительность.
– А это чей портрет?
– спросил я, показывая на картину, составленную из россыпи латинских букв.
– Вашей жены?
– Не угадали. Это мой добрый приятель, француз из Парижа. Владелец косметической фирмы.
За что же вы его так, хотелось мне спросить. Но я не решился. А Собакин, словно почувствовав вопрос, дал неожиданный ответ:
– Месье Робер тоже пострадал из-за этой кражи.
– А у него что украли?
– спросил Алешка.
– У него-то пока ничего. Дело в том, друзья, что он очень просил меня продать ему одну редчайшую в своем роде шпагу. Уверял, что это семейная реликвия их древнего рода. Якобы она попала в Россию в 1812 году и осталась в ней как трофей Бородинского сражения…