Но теперь Робин категорическим жестом снова показал: Раша – но!

– But why? – настаивал Винсент. – Ты боишься морозов? Я куплю тебе меховое пальто…

Робин пренебрежительно отмахнулся, он не хотел ничего обсуждать, он не поедет ни в какую Россию – и точка.

– Слушай, – посерьезнел Винсент, начиная раздражаться. – Ты живешь здесь пятнадцать лет и не знаешь никаких проблем, верно? А все ебаные проблемы – мои! Кто покупает эти компьютеры, станки, кевларовые панели, броневую сталь, трехслойное стекло и остальную херню? – Заводя сам себя и заглушая в себе чувство вины, Винсент забегал по просторному чердаку, превращенному Робином в первоклассное конструкторское бюро. – Кто построил тут все это? Actually, я сделал тут для тебя то, о чем эти русские только мечтали – коммунизм! Да! Ты делаешь здесь свои любимые игрушки и живешь как в раю – все даром! Конечно – ты творец, бля! Бертолуччи! А за все платит Винсент! Но за эти ебаные деньги я каждый день надрываю себе жопу… заткнись! – яростно отмахнулся он от Робина, пытавшегося жестами что-то ответить. – Я прав! Даже когда я был в тюрьме, ты жил тут на всем готовом! Но сейчас этому пришел конец – я проиграл этот бизнес! Да! В конце концов, это мой бизнес, я имею право продать его, раздать блядям или проиграть в карты! И знаешь, кому я его проиграл? Амадео Джонсону, колумбийцу! Да, тому самому, который купил твой лучший золотой «роллс-ройс» и в первый же день обоссал его из своего брандспойтного члена! Помнишь? Это его чувство юмора! Но у меня нет выхода – или я плачу ему полтора миллиона, которых у меня нет, или отдаю компанию. Вместе с тобой, понимаешь? Ты будешь работать на этого черномазого! Нет, будешь! И я тоже буду – сейлсменом, продавцом! От него не сбежишь! Ты знаешь, за что он сидел? Он изнасиловал семью фермеров в Неваде – сразу трех, одного за другим! Но не смог кончить, и после них трахнул их козу! Так что эти русские – наш последний шанс, просто подарок с неба! Если у них, конечно, есть деньги…

Выговорившись почти на крике, Винсент последнюю фразу произнес совсем иным тоном – устало и тихо, как суеверный игрок, который боится даже словом спугнуть удачу. Но тут же прикрыл свое отчаяние очередным раздражением:

– Shit! Почему у тебя нет тут ни бара, ни холодильника?!

Робин не ответил. Он сидел на своем топчане, глядя в одну точку. По тихим экранам компьютеров плыли глубины Интернета, в которых сомнамбулически ворочались модели новых, будущего года машин компаний «Крайслер», «Роллс-Ройс», «Мерседес-Бенц» и «Мицубиси». Да, похоже, этой игре в бронированные «черепашки» действительно приходит конец. Откуда у этих русских сосунков полтора миллиона?

А Винсент стоял у окна, глядя в черноту теплой аризонской ночи и слушая дальний вой койотов.

– Fuck you! – сказал им Винсент, сунул руку за верхний наличник окна и нашел там свою собственную старую заначку – огрызок сигары. Выудил из кармана джинсов золотую зажигалку «Кристиан Бернард», раскурил сигару и сказал Робину: – О’кей, мой друг. Они хотят, чтобы я перевез в Москву все наше оборудование и с ходу начал работу. А я сказал, что двинусь с места только под их полумиллионный залог на эскро-счете в лондонском «Ллойде». Но есть ли у них такие деньги или они такие же дутые, как я… Короче, если «Ллойд» получит от них полмиллиона, мы едем в Россию. А нет – значит, смазывай свою задницу вазелином. И мою тоже…

Винсент докурил сигару, выбросил окурок за окно и ушел вниз по лестнице – сгорбленный и враз постаревший.

Робин откинулся на жесткую подушку, закрыл глаза. О чем он думал? Об этом идиоте Винсенте, который продул в карты свою голубую мечту сделать сыновей адвокатами? О гориллоподобном Амадео Джонсоне? Или о России, куда ему нельзя ехать?

Сна не было, и в три часа ночи Робин встал со своего топчана и спустился по винтовой лестнице на первый этаж, на веранду ранчо.

В густом небе аризоно-мексиканских прерий сияли звезды и хрустальная пыль Млечного Пути. Новорожденный и узенький, как нить, месяц обещал большие деньги – если позвенеть ему горстью мелочи, как в детстве. По-летнему, в полный голос сверчали цикады. И теплый мексиканский ветер шуршал пальмовыми ветками. Даже если покупать у немцев «Мерседесы-600» по оптовой цене в тридцать гран за штуку и еще двадцать тратить на их переделку и обшивку броней или даже кевларовыми панелями, сто штук чистой прибыли на каждой машине – да, эти русские умеют, оказывается, не только бомбить вьетнамские и афганские деревни. Пусть не полторы тысячи, пусть только тысяча долларов достанется Робину с каждой проданной машины – елки-палки! Неужели уже через два года он станет миллионером? Он, Робин Палски, «чокнутый на всю голову», «крези механик», безродный сирота, подброшенный недельным младенцем в кливлендскую церковь, он – миллионером? Прилетит в Кливленд на своем самолете, доверху заполненном детскими игрушками для кливлендского приюта, и будет катать на этом самолете всех тамошних детей, а потом подарит им – что? что еще, кроме игрушек, он подарит детям, которые живут в том детдоме, где он жил? Компьютеры? Видеоигры? Танковую дивизию заводных «гудерианов»? Тонну шоколада?

Он должен подумать. О, он придумает! Он придумает для них что-то такое, специальное, как в Диснейленде! И, конечно, он поставит памятник мистеру Адамсу, директору приюта, который выпорол его, трехлетнего, когда он разобрал игрушечный «гудериан», подаренный приюту самим Айком Эйзенхауэром. Но выпорол не за то, что Робин разобрал эту игрушку, а за то, что он собрал ее без трех «лишних» частей! Хороший, красивый памятник он поставит мистеру Адамсу!..

Впрочем, стоп! Какого черта он размечтался, если ему нельзя, невозможно ехать в эту проклятую Россию?

Интересно, куда подевались Кларк и Гейбл, которым Винсент, приезжая на ранчо, всегда разрешает «побаловаться» по ночам? Неужели эти засранцы опять погнались за койотами в Мексику?

Миллион долларов! Нет, это нереально. И вообще деньги никогда его не прельщали. Он был бедняк по рождению и по воспитанию. Люди, имеющие большие деньги, были для него людьми из другого мира: сначала – в детстве – неизвестного ему, потом – в юности – недоступного, а в зрелости – как бы отстраненного и отчасти даже презираемого. Так любой вегетарианец презирает мясоедов, так воспитанный в религиозном пуританстве стоик отвергает и презирает соблазны клубов «гоу-гоу» и стриптиз-баров.

А этот миллион (МИЛЛИОН!) долларов – просто красивая мечта, пролетевшая, как комета в ночном небе.

Робин впервые пожалел, что не курит. Наверное, нужно выпить. Он прошел в глубину веранды, открыл бар, взял початую бутылку виски и отхлебнул прямо из горлышка. И собрался сделать еще глоток, когда услышал хруст песка под чьими-то тяжелыми шагами. Он вгляделся в темноту и не поверил своим глазам – там, с юга, из прерий широким и уверенным шагом двигался в темноте этот чертов русский «Баффало буллс». На его левом плече дулом книзу болтался семизарядный карабин с оптическим прицелом ночного видения, а на правом – два крупных зайца, связанных ремешком по задним ногам. И рядом с этим русским весело, как заискивающие щенки, бежали свирепые винсентовские питбули Кларк и Гейбл.

– Hi! – сказал русский, шумно взойдя на веранду, бросил на стол зайцев и карабин и рухнул в кресло. – I tied! (Я устал!)

Еще бы! – подумал Робин. Если он не слышал выстрелов, то можно представить, как далеко уходил в прерии этот русский!

Русский протянул руку за бутылкой виски и, получив ее, тут же сделал три больших глотка прямо из горлышка.

– Good! – сказал он, утерев губы. – You have great country! Wonderful! (Отличная страна! Замечательная!) – Он протянул Робину руку и продолжил по-русски: – Джордж. Георгий. Меня зовут Георгий Брух. А тебя? Как тебя звать, партнэр?