– Игорь, ты покороче, – перебил его Аксючиц. – А то мы начнем рассказывать бесконечное количество случаев и они в этом потонут.

– Понятно, – кивнул ему Калиничев и продолжил свой рассказ: – Ну, тот процесс, который происходит сейчас у нас в стране, действительно можно назвать религиозным возрождением…

– Извините! – не отрывая глаз от своего блокнота, сказал Дэнис Лорм. Дэнис вообще не пользовался магнитофоном, а стремительно стенографировал левой рукой в блокноте все подряд. – Вы тут сказали о человеке, который был избит и которому вызывали «скорую» в тюрьму. А затем вы прервались. Что случилось с этим молодым человеком?

– Ну, у него сердечный приступ был, – сказал Калиничев. – Он в общем-то немолодой человек, он уже в возрасте.

– А где он сейчас? Что с ним? – продолжал допрос Дэнис, записывая ответы стенографическими значками.

– Ну, сейчас он в порядке… – сказал Калиничев и уже открыл было рот, чтобы вернуться к общему религиозному обзору, но Дэнис выстрелил новым вопросом:

– А сколько он был в тюрьме?

– Их продержали в тюрьме трое суток…

Тут вмешался Аксючиц.

– Недавно в Москве был создан фонд возрождения христианского искусства, – сказал он, уводя разговор от юного Калиничева. – Этот фонд собирает средства на реставрацию разрушенных церковных храмов…

Дайана с усмешкой отметила про себя, как быстро определились разные цели каждой стороны в этой встрече. Американским журналистам нужны были именно такие живые истории и примеры, которые только что случайно прорвались у этого мальчика из Свердловска: первый в советской истории открытый молебен по царю, атака милиции и войск спецназа, жертвы, тюрьма, «скорая помощь»… А руководители русской стороны явно стремились навязать им обзорную лекцию.

– Среди нас присутствуют молодые люди, – продолжал Аксючиц, – которые пытаются создать христианскую общину в одной из сельских местностей России. Они приезжают туда из столичных городов, поселяются вокруг действующего храма и пробуют возродить здоровый уклад христианской общины на селе. Я хочу познакомить вас со своим другом, Александром Зеленцовым, который пытается провести в жизнь именно такой проект. Саша, только очень коротко…

«Ну зачем же коротко, – подумала Дайана. – Это может быть интересно: русские интеллектуалы создают религиозные аграрные общины!»

– Парадокс состоит в том, что начавшийся процесс христианского возрождения менее всего затронул нашу деревню, – сказал высоколобый, чернобородый и темноглазый Зеленцов, похожий на тех русских интеллигентов XIX века, о которых Дайана читала у Тургенева и Чехова. – Но причина этого парадокса не только в том, что коммунисты отлучили наших крестьян от христианства. Девяносто процентов сельского населения находится в полной экономической, политической и социальной зависимости от государственных структур – колхозов и совхозов. Это население не имеет никакой возможности проявить свою независимость ни в хозяйственном, ни в любом ином направлении…

Дайана уже устала держать авторучку на весу. Все, что говорит этот религиозный интеллектуал, – скучная для читателя пропаганда, нечего записывать. Она расслабилась, слушая лишь вполуха и только сличая про себя отдельные русские фразы с русским переводом.

– Вот я держу в руках договор нашего издательства, – переводил Зеленцова этот мальчик с сияющими под очками глазами, – на издание тиражом в пятьсот тысяч экземпляров «Архипелага ГУЛАГ» Солженицына. Этот договор подписан всего пять дней назад, и вы первые журналисты, которые видят договор на легальное издание в СССР «Архипелага». Советские журналисты еще не знают об этом…

Дайана, как и все остальные, немедленно схватила фотокамеру и несколько раз сняла Зеленцова с контрактом в руках. Поразительно, как эти русские способны самые сенсационные события утопить в шелухе своей антикоммунистической (или коммунистической) фразеологии! За каких-нибудь двадцать минут они выдали уже три сенсации – подробности молебна по убитому царю, создание религиозных общин в деревне и этот контракт на легальное издание «Архипелага ГУЛАГ» в России, – но, чтобы выудить эту информацию, нужно постоянно быть начеку. Иначе они тут же перейдут к своей очередной пропаганде, которая никому из алабамских читателей не нужна.

Дайана вдруг поняла, что ее мучает, – ей срочно нужно выпить. Водку с тоником или хотя бы виски! Но уже ясно как Божий день, что тут волынка еще часа на два! Так неужели она будет сидеть еще два часа в этой духоте и запахах? «Come on, Diane, – сказала себе Дайана, – выпивки тут не дадут, that for sure!» Но нет в мире страны, где за американские доллары нельзя купить дринк! А у нее в сумочке двести долларов и под лифчиком еще восемьсот. Она сбегает куда-нибудь за угол, в ближайший бар или ресторан, дернет double vodka и вернется.

– Вы не подержите мой магнитофон пару минут? – тихо сказала Дайана японке. И, отдав Мичико маленький включенный «Панасоник», оставила на стуле свой блокнот и «Кэнон» и вышла из комнаты.

Оказалось, что на лестничной площадке уже стоят несколько русских курильщиков и Гораций Сэмсон.

– Куда вы? – спросил Гораций, увидев, что Дайана стала спускаться по лестнице.

– Сейчас вернусь… – ответила она через плечо. Внизу при выходе из парадного она почти лицом к лицу столкнулась с русским эмигрантом Вадимом Плоткиным.