Она отвернулась, скрывая выступившие слезы, и покачала головой. Едва слышно произнесла:

— Нет, не то… В конце марта Гэл отправился в заповедник Амазонки. Он туда часто наведывался. Обычно ненадолго, дней пять — семь. Мы заранее договорились о встрече через неделю, задерживаться он не собирался. За день до срока связался со мной, сказал, чтоб завтра ждала. И не прилетел… Твоя Служба его до сих пор ищет. Думаю, он умер… А ты здесь потому, что я боюсь одна!..

— О, Боже! И он умер! Что ж, мы обсуждали, мог он или не мог подстроить это убийство Фроса?! Заодно спасибо. Вот уж не думал оказаться в роли сторожа. Показалось — я тебе нравлюсь… Чего ж ты боишься?

— Подожди! — остановила меня Любава. — Я расскажу… Извини только — вырвалась глупость. Ты мне действительно очень нравишься. — Склонившись, она поцеловала меня. Потом погасила свет, легла рядом и, обняв, крепко прижалась. — Знаешь, — заговорила шепотом в самое ухо, — после исчезновения Гэла у меня возникло предчувствие беды. Почему-то стало казаться, что она вот-вот разразится над нами. Все мы в той или иной мере жили нехорошо и заслуживали кары судьбы…

— Ты о ком? И почему шепотом?

— О себе, Лоле, Лимане — своих друзьях… Не перебивай! — она положила палец к моим губам.

— Да уж, компания у вас своеобразная, — все-таки не удержался я. — Только с чего такой фатализм?

— Не знаю… Я, психолог-психиатр, много раз пыталась анализировать. Напрасно… и мной овладел страх. Я была уверена в гибели Гэла и ожидала лишь, кто следующий. И вот Лиман… я боюсь оставаться одна, Вет! Боюсь людей! Боюсь всего! Чувствую, что схожу с ума. Наверное, это смешно: сошедший с ума психиатр… — Она помолчала и закончила: — Теперь, кажется, моя очередь!

— Как же ты рискнула связаться со мной? Незнакомый человек, можно сказать, с неба свалился. Вдруг я и есть то самое слепое орудие судьбы?! — Я сознавал жестокость своего вопроса, представлял, как больно хлестнет он по ее натянутым нервам. Но, раз решив понять ее до конца, не мог не задать его.

Любава вздрогнула всем телом и резко отодвинулась. Но в следующее мгновение уже не шепотом, в голос, спокойно произнесла:

— Ну и что, пусть так! Я устала… Да и смерти, лучше такой, не пожелаешь — в ночь любви…

Сейчас стало страшно мне: она действительно чувствовала себя обреченной и смирилась с этим! Осторожно ее коснувшись, я понял цену спокойствия: Любава будто окаменела, была холодна, как лед. Неистовый протест всколыхнул меня. Нежными ласками я старался отогреть ее, вкладывая в каждое прикосновение всю любовь. Она долго не отвечала, но вдруг отозвалась бурей страстей. Жаркими поцелуями, объятиями она призывала к себе, и мы забылись в яростном единении…

— …Ты действительно годишься в убийцы, — отдышавшись, Любава негромко засмеялась. — Думала — мне конец. Такая любовь не проходит даром: вот рожу от тебя!

— Ну и рожай! Слушай, выходи за меня замуж.

Она, как маленького, погладила меня по голове.

— Я для тебя — старуха. Ты ж еще курсант.

— Поставь нас рядом — кто догадается? И потом не зазнавайся: сколько лет, как ты кончила Академию?

— Восемь.

— И всего-то на пять лет старше. Не забывай, у нас учатся много дольше. Так что соглашайся.

— И пяти лет достаточно: буду старенькой, а ты еще — хоть куда! Найдешь помоложе, а я ревнивая. Отравлю тебя, как жена Лимана… — Любава осеклась, неудачно пошутив.

Вопреки желанию мысль ее работала в прежнем русле.

Очень не хотелось возобновлять разговор, от которого ушли, но другого пути хоть кое-что узнать об экспедиции на Терфу не было. Случай предоставился удобный, и я спросил:

— А Лиман Фрос… ты давно его знаешь? Не совсем понял: он и друг Миза и любовник Лолы… Ты-то через кого с ним познакомилась?

Она не спешила с ответом. Опершись щекой о согнутую в локте руку, уставилась в темноту.

— Ни Гэл, ни Лола ни при чем, — произнесла она наконец. — Ты что-нибудь слышал о Терфе?

— Ну да: планета, которую закрыли для колонизации. Там что-то случилось с последней экспедицией. Кажется, все сошли с ума…

— Я работала в этой экспедиции… Гэл и Лиман тоже.

— Вот это да! Расскажи!

— О чем?

— Что с вами случилось. У меня смутное представление.

— Да рассказывать, собственно, нечего… Все пятеро подверглись неизвестному воздействию. Сошли с ума, как ты сказал. Хотя это не совсем верно: впали в состояние прострации. Почти одновременно. Правда, была и буйная фаза, которую можно назвать сумасшествием…