— Войдите! — разрешила она.

О чем говорили между собой врачи, я не слушал. Сидел и упивался блаженством оттого, что любим. Однако несколько взглядов немолодой женщины, брошенных искоса, заставили меня следить за выражением лица. Показалось, она посчитала меня пациентом этой психиатрической лечебницы, нуждавшегося в консультации исключительно главного врача. Я чуть не расхохотался при этой мысли.

Наконец, мы опять остались одни.

— Я ждала тебя только к вечеру. Сейчас работа, — будто извиняясь, произнесла Любава. — Еще часа три…

— Вечером — само собой, — я поднялся, наконец, вспомнив о деле. — Есть вопрос. — Но все-таки не удержался: перепрыгнул через стол и вновь обнял ее.

— Ненормальный, — произнесла она, переведя дух. — Я велю выгнать тебя или вкатить дозу успокоительного… Выкладывай, с чем пожаловал?!

— Вот, — я достал прибор, отобранный у горе-сыщиков, и протянул ей. Только собирался задать вопрос, как она опередила.

— Откуда у тебя психограф?! Вчера еще хотела спросить, но обстоятельства не позволили.

— Ага! Значит, эта штука называется психограф. А почему бы ему не быть у меня? Что в этом удивительного?

— Ты даже не знаешь, что это за прибор? — еще больше изумилась Любава.

— Понятия не имею. Но вижу — тебе он отлично знаком. Надеюсь, просветишь? А то в медицинском каталоге почему-то сведений нет…

— Действительно, сведений там нет, — Любава испытующе смотрела на меня. — Потому что даже не всякий психиатр имеет право с ним работать. И уж не знаю, какое разрешение нужно, чтобы он попал к агенту Службы космической безопасности…

— Так что это за психограф такой?! Не томи…

— Объясни сначала, как он к тебе попал, — непреклонно потребовала она. — Дальше, посмотрим…

Я понял, что пререкаться бесполезно: похоже, здесь была какая-то профессиональная тайна. И решил раскрыть карты.

— Вот этим психографом меня вчера пытались подлечить, сам не знаю, от каких болезней. Мне это пришлось не по вкусу, и я изъял его у так называемого «доктора». Видишь ли, неприятно, когда о твоем здоровье пекутся, сидя в кустах… Короче, меня интересуют два аспекта: не повредила ли эта штука моему организму, и чего этот «лекарь» добивался.

— Ну, насчет первого, могу успокоить — действие совершенно безвредно. А вот со вторым… — Любава задумалась. Наконец сказала: — Я расскажу, только обещай, что отдашь психограф мне.

— Идет, — согласился я, хоть это и не входило в мои планы. — Я и пользоваться-то им не умею. Так что это?

— Аппарат для записи мыслемодуляций биополя. Процесс мышления вносит переменные изменения в биополе человека. Их-то психограф и регистрирует. Полученные мыслеграммы расшифровываются по специальной программе и преобразуются в видеообразы. Попросту говоря, можно воочию увидеть, о чем ты думаешь. Понимаешь теперь, почему не всякому можно доверить этот прибор? Правда, хороший результат возможен, только если человек не занят активной физической деятельностью. Иначе картина получится смазанной…

— Точно! Я сидел на скамейке и размышлял.

— Идеальный случай, — подтвердила Любава. — Если хочешь, могу продемонстрировать расшифрованную запись твоих мыслей.

— Любопытно, что там записалось. Скажи, а вас после Терфы обследовали психографом?

— Нет, — покачала она головой. — Какой смысл? Прибор предназначен для записи видеообразов. С его помощью психиатры могут изучать искаженную картину мировосприятия некоторых больных. Установить наличие галлюцинаций, например. И все лишь при работе сознания. Но оно у нас сначала отсутствовало, а потом, когда вернулось, мы вполне нормально воспринимали окружающее… Ну что, будем смотреть запись?

— Давай.

Любава поддела ногтем крышечку психографа, о существовании которой я и не подозревал, извлекла маленький кристалл и вставила его в компьютер. Манипулируя с клавиатурой, вскинула на меня глаза, подмигнула:

— Не боишься? Ведь сейчас узнаю, о чем ты думал, сыщик.

— Боюсь, конечно, но что делать? — я хотел обойти стол, чтобы встать у нее за спиной.

— Нет уж, посиди, — остановила она. — Все тебе покажу, когда настрою. Не могу работать, если стоят над душой…

Я не возражал.

Компьютер пискнул — включилась программа. В глазах Любавы отразился осветившийся экран. С минуту она пристально вглядывалась в него. Выражение ее лица вдруг стало озабоченным, и она ввела какие-то дополнительные команды. Снова писк. Я догадался, что пошел повтор записи. Так повторилось несколько раз. Лицо Любавы все больше хмурилось. Наконец она пробормотала:

— Ничего не понимаю… Посмотрим, что дальше…

Я не вмешивался, ждал.

— Ага, — опять донеслось до меня, — здесь ясно… Но это… Иди сюда, — позвала она.