Вот только своего младшего брата я каждый день и даже час узнаю по-новому.

Непредсказуемый малец… Хотя… Если задуматься… Все его действия, хоть и неожиданны, но глубоко оправданны. Этими действиями движет, наверное, чувство справедливости. Нет, все-таки он станет не художником, не артистом, не сочинителем романов, не знаменитым всадником. Он, наверное, станет президентом. Если, конечно, мы все к тому времени поумнеем.

Незаметно для себя я записал эти мудрые мысли, не догадываясь, что будущий президент занят сейчас не очень-то похвальным делом.

Следующую запись я сделал, естественно, позже, когда Алешка рассказал мне, чем он был занят на телестудии и в районе нее.

Когда они подъезжали к Телецентру, Кабаков сказал, что пропуск заказан только на его имя, Алешку в здание не пустят и пусть он пока походит здесь, поглазеет.

– Конечно, - согласился Алешка.
– Может, кого-нибудь знакомого увижу, поболтаю.

– А у тебя есть знакомые на телевидении?
– удивился Кабаков.

– Хватает, - Алешка небрежно махнул рукой.

– Ну, например, - настоял режиссер, который очень сильно сомневался в Алешкиных словах.

– Ну, этот… Славик-Шустрик…

– Савик Шустер, - с уважением поправил его Кабаков.

– Потом одна корреспондентка. Да вы ее не знаете… Корзинкина, она новости всякие с улицы ведет.

– Как же!
– обрадовался Кабаков.
– Очень знаю Капочку. Капитолину Корзинкину. Она и будет делать о нас сюжет. Очень способный тележурналист.

– Я уже убедился в этом, - серьезно сказал Алешка.
– Очень способная. На многое.
– Помолчал, подбираясь к главной цели.
– Она у папы интервью брала. На машине к нему на работу приезжала. Забыл только, какая у нее марка. «Пассат», что ли?

– «Ниссан», - сказал все знающий режиссер Кабаков.
– Сейчас на стоянке парковаться будем, я тебе покажу. Голубой «Ниссан», под цвет глаз владелицы.
– Он почему-то вздохнул. Наверное, потому, что его ржавая машина никак не подходила под цвет его глаз.

Стоянка у студии была огорожена низким барьерчиком из железной трубы, а на въезде стоял охранник и караулил шлагбаум.

Лешка вылез из машины, на стоянку ему вход тоже был заказан, и он дожидался Кабакова, беседуя с охранником на разные темы. В основном они обсуждали последние события с «заминированными» машинами.

– А у вас тут столько красивых машин, - польстил Алешка.
– Не подкрался бы кто-нибудь с тротилом.

– Ну, знаешь!
– загордился парень.
– У меня, знаешь, не подкрадешься! У меня, знаешь, тут все просматривается!

Этот интересный разговор прервал Кабаков, который поставил свою машину и повел Алешку вдоль барьерчика.

– Вот он, «ниссанчик». Голубенький.

Машина стояла очень удачно: вплотную к барьерчику, далеко от глазастого охранника, да еще и прикрытая от его зоркого глаза здоровенным черным джипом.

– Красивая машина, - похвалил Алешка.
– И место у нее на стоянке удачное.

– Здесь ни у кого нет постоянных мест. Кому что достанется. Приезжают - уезжают.

Это Алешку почему-то не устроило.

– Заговорились мы с тобой. Мне пора. Завтра в три съемка. Не забудь.
– И Кабаков поспешил к подъезду, обернулся на бегу: - Да, а зачем ты со мной ездил?

– «Ниссан» голубенький посмотреть.

– Хорошая шутка, - засмеялся Кабаков и скрылся за стеклянными дверями.
– Жди, я скоро.

Если бы это была шутка…

Возвращаясь с Телецентра, актер и режиссер заехали в театр, проверить доставку реквизита для завтрашних съемок.

Все было в порядке, на сцене были свалены в кучу каски, бронежилеты, а на столе рядком лежали укороченные автоматы. Совсем как настоящие.

– Ну мы им завтра покажем!
– потер руки довольный режиссер и достал из кармана два яблока. Одно Алешке, другое себе.
– Надо мной посмеиваются, что я все время жую, а мне надо постоянно пополнять творческую энергию. Я весь в искусстве. Ну мы им завтра покажем!

– Покажем!
– Алешка так хрустнул яблоком, что под сводами театра будто раздался громкий выстрел.

Только показывать они собирались разным людям. Разным, так сказать, творческим коллективам.

– Принес?
– спросила мама Алешку.
– Подарок с елки принес?

Мне стало жутко интересно, как он выкрутится.

Выкрутился:

– Я его спрятал. До твоего дня рождения.

Мама вздохнула:

– Потерплю, три денечка осталось. А что за подарок?
– это она с большой надеждой спросила.