– Для такого полета не годятся.

– Подбери сам штурмана и стрелка и доложи мне. Можешь взять из любого экипажа.

– Слушаюсь, товарищ полковник.

– Да брось ты эту официальщину!
– поморщился полковник.
– Меня зовут Анатолием Андреевичем.

– Спасибо, Анатолий Андреевич. Полковник усмехнулся:

– Вот так-то лучше... Ах, черт, - воскликнул он в следующее мгновение. Не хочется мне посылать тебя на это задание. Но мне нужен хороший командир эскадрильи. А с твоим прошлым...

– Не будем об этом, Анатолий Андреевич,- поспешно перебил Добруш.
– Это касается только одного меня.

– Меня это касается еще больше,- возразил Баклыков.
– Слишком большая роскошь держать тебя на звене, в то время как у меня нет приличных комэсков. Ну, ладно. Иди. И возвращайся.

– Постараюсь.

Выйдя наружу, Добруш посмотрел на восток. Было рано, но небо уже высветлилось. По нему плыли темные облака.

"Ветер северный, двадцать метров, - машинально отметил капитан.
– Если к ночи не утихнет, снос будет большим, придется экономить горючее".

Он шагал по невысокому березняку. Он был среднего роста, грузный, рыжеватый, с плоским красным лицом и редко мигающими зелеными глазами. Левую щеку его от глаза до мочки уха пересекал безобразный шрам - памятка первого дня войны, когда он поднимал свою эскадрилью, из образовавшегося на аэродроме крошева. Тогда он еще был истребителем.

– Василь Николаевич!
– окликнули его. Капитан замедлил шаг, потом повернулся и поднял глаза. Его догоняла маленькая белокурая женщина в гимнастерке и юбке защитного цвета.

– Что же вы это не заходите?
– спросила она с упреком, подойдя ближе. Совсем нас забыли? Он покачал головой.

– Не в этом дело. Просто...

– Просто... что?

Добруш хотел зайти, но потом передумал. Он знал, что она была бы рада. Она всегда радовалась его приходу и всегда пугалась. Как будто между ними должно было произойти что-то такое, чего уже нельзя поправить. Ее звали Анной. Она работала телефонисткой в штабе.

Иногда ому с ней было хорошо, особенно после возвращения из полета, пока он был полон гулом и грохотом, пока все вокруг качалось и подпрыгивало и он медленно приходил в себя после той свистопляски, из которой только что вырвался.

Но чаще было плохо. Он всегда мучительно переживал неопределенность. Даже в полетах для пего хуже всего было не тогда, когда начинали вспухать дымки зенитных разрывов и по воздуху хлестали, словно плети, пулеметные трассы, а пока небо было мирным и спокойным. Пока все спокойно, никогда не можешь знать, откуда тебя ударят.

В отношениях с этой женщиной все было неопределенно.

Прояви он чуть больше настойчивости, обоим стало бы легче. Наверно, она сопротивлялась бы и после упрекала его. Но у нее было бы утешение, что ей ничего не пришлось решать самой, а он покончил бы со своим прошлым.

Он понимал это. Но все было не так просто. И его прошлое. И ее - которого он не знал, но всегда чувствовал в том напряжении, которое заставляло со деревенеть, как только он приближался. Нет, не стоило ворошить все это.

– Почему вы молчите?
– спросила она. В ее голосе прозвучала обида.

– Я был занят, - сказал он. Она подумала; "Нет". Потом спросила:

– Зачем вас вызывали? Вам лететь? Ему не хотелось говорить правду, но не хотелось и лгать.

– Нет. То есть да. Пустяки.

– Когда?

– Вечером.

– Вечером...- сказала она.
– Вон что... Она вдруг прикусила нижнюю губу и ударила друг о дружку сжатыми кулачками.

– Кенигсберг. Так?

– Да, - неохотно сказал капитан.
– Откуда вы знаете? Она не ответила.

– Я только не знала, что это вы. Ох!..

– Что такое с вами?
– спросил напитан, взглянув на нее с беспокойством. Вам нехорошо?

– Но почему - вы? Капитан передернул плечами.

– Кому-то все равно надо, правда? Почему же не мне?

– Потому... потому... А разве вам самому хочется лететь?

– Не знаю. Задание мне не нравится, - признался оп неожиданно.
– Но ничего не поделаешь. Да и... послушайте, почему вы никогда не одеваетесь как следует?
– спросил он с досадой, заметив, что она вся дрожит.- Вы же простудитесь! Она как-то сразу погасла.

– Да, - проговорила она уныло.
– Ничего не поделаешь... Господи, как бы я не хотела, чтобы вы улетали именно сегодня! Нельзя разве отложить?

– Обычно таких вещей не делают, - пояснил капитан терпеливо.
– Да и с какой стати? Ведь это моя работа.