Шрифт:
– Да, - Наталья Павловна вновь кивнула, но тут слово "домой" дошло до ее сознания, и Наталья Павловна отчетливо представила, как сейчас, минут через пятнадцать, она будет в пустой квартире, одна, со своими мыслями...
– Нет!
– воскликнула она резко, но тут же добавила тоном просьбы, - если вы не торопитесь.
– Нет-нет, я свободен. Абсолютно.
Мелькали дома, деревья, машины, люди, и мысли мелькали, потихоньку смиряя свой бег - езда в автомобиле всегда успокаивала Наталью Павловну.
Алексей Петрович потянулся к микрофону, и Наталья Павловна съежилась, ожидая такого ненужного сейчас грохота и залихватского крика, но тихо зазвучала мелодия, нежная, чистая, наполняя уютом и скромный, не украшенный безделушками салон машины, и потрепанные фасады домов, и дурно мощеную улицу...
– Японская?
– спросила Наталья Павловна.
– Да. Вы знаете, совершенно случайно. Настраивал приемник, чтобы прослушать последние известия, и попал на эту станцию. Диапазон...
– Да, я знаю, - Наталья Павловна чуть оживилась.
– В десять вечера. Я иногда слушаю. Тоже случайно как-то... Там каждый вечер в это время концерт. И так странно - другой народ, другие традиции - а музыка, такая близкая. Я каждый раз, когда слушаю концерт, думаю, что же у нас общее.
– Циклоны, - Букрин отвел взгляд от дороги и улыбнулся Наталье Павловне.
И Наталья Павловна улыбнулась Букрину, но на шутку ответила серьезно:
– Я думаю, и мы, и они близки к природе, как-то чувствуем ее особенно, не так, как другие народы, - и, чуть помедлив, спросила.
– Вы меня извините, но как вас зовут?
– Простите. Не представился. Букрин. Алексей Петрович. Ваш сын служит? Где?
– В Приморье. Артиллерия.
– Ну, в Приморье пока еще не стреляют. Хотя... Сейчас везде...
– А мне не только моего сына жалко, - сказала Наталья Павловна, и голос ее снова дрогнул.
– Я понимаю. А мой - офицер. И тоже в Приморье, - Алексей Петрович улыбнулся, но тут же стал серьезен.
– Я у него был как-то. Да... атмосфера такая, случись что, неизвестно в кого солдаты стрелять будут, во врага или в дембелей и офицеров.
– Но почему?
– спросила Наталья Павловна, и в голосе ее вновь появились тревога и боль.
– Не знаю... не знаю, - раздумчиво произнес Алексей Петрович, но видно было, что он знает то, о чем говорит.
Букрин не отрываясь смотрел в окно, на дорогу, и руки его покойно лежали на руле, казалось, все в той же позе, как положил он их на площади, и тон был ровный, от темы разговора не менялся.
Наталья Павловна не сводила с Букрина глаз, молча требуя ответа, и Букрин заговорил вновь:
– Причин масса, их можно перечислять, но... да, и что перечисление. Действовать надо. Пока гром не грянул.
Алексей Петрович глянул на Наталью Павловну, она была все так же грустна, даже печальна, а теперь еще и встревожена, и он, меняя как бы и тему разговора и атмосферу настроения, улыбнулся Наталье Павловне, и улыбка у него была легкая, добрая, и Наталья Павловна невольно улыбнулась в ответ.
Остался позади город, дорога круто пошла в сопку, и вот они уже на высокой вершине, и внизу, левее трассы, привольно раскинулся Амур.
Вот это место, этот миг любила Наталья Павловна. Впереди то вверх то вниз, словно блуждая меж высоких деревьев, бежит по сопкам дорога. А из-под сопки вдруг - широко выплывает Амур. И кажется, что там, внизу, у воды, таинственно красиво и под развесистым деревом сидит сестрица Аленушка и плачет о братце Иванушке...
– Вы никогда здесь не были?
– спросил Алексей Петрович.
Почему-то не отвечая на его вопрос, Наталья Павловна сказала:
– Как хорошо здесь...
– Да, я люблю сюда ездить. И зимой с лыжами, и летом загорать. И весной за багульником.
Машина спустилась с сопки и неухоженными полями подъехала к Амуру. Наталья Павловна вышла на берег. На песке, у самой воды, лежала огромная коряга. Наталья Павловна села на корягу. Смотрела вдаль. Берег на Воронеже пологий, долгий, не такой, как в городе или на Бычихе. На Амуре начался ледостав, плыло мелкое ледяное крошево. Солнышко еще щедро пригревает землю, и в кроне деревьев много зелени, а где-то, совсем не далеко, уже царит мороз, и живая вода превращается в лед.
3. Когда въехали в город, смеркалось, и город казался иным, не тем, что мелькал за окошком днем. Весь путь до дома Натальи Павловны оба молчали, только негромкая мелодия звучала в салоне, и, когда машина свернула во двор, Наталья Павловна подумала, что молчание их было легким и приятным. Она взглянула на Алексея Петровича. Он глянул на нее и улыбнулся, как улыбался только он - глазами.
– Вы знаете, Алексей Петрович, с вами удивительно легко.
– А с вами, Наталья Павловна, удивительно уютно. Спокойно, - Букрин остановил машину, но руки его по-прежнему лежали на руле, глаза все так же смотрели вперед, в ветровое стекло.