Шрифт:
— Недели две уйдет на отладку, неделя в резерве. Вот и получается, что у тебя в запасе тоже ровно неделя. И ни одним часом больше. Потому и посылаю тебя, а не кого-нибудь другого, что сроки немыслимые, — спокойно подтверждает шеф. Чем и обезоруживает.
— Вопросы есть?
— Нет. Пока.
— Появятся — звони. В любое время дня и ночи. Номер моего домашнего телефона помнишь?
— Не забыл еще.
Витек улыбается. Когда воевали с вирусом «Сингапур», я раз десять звонил ему среди ночи. Пять-то уж во всяком случае.
— Ну, я пойду?
Шеф опять о чем-то задумался. Не дождавшись ответа, я направляюсь к двери.
— Да, еще… — говорит он мне вслед. — Вернешься с победой — займешь мое место.
Я застываю, словно в детской игре по команде «замри».
— А сорвем запуск «Невода» — вылетим оба из Управления. Вначале ты, потом я. Такая вот перспектива. Понимаешь, почему именно в такой последовательности? — помогает мне «отмереть» шеф.
Я, повернувшись, киваю головой. Чего уж тут хитрого… Прежде, чем освободят Витька, он успеет подписать приказ относительно моей персоны. Доказывай потом, что не ты — стрелочник.
— А вы… куда? — оторопело спрашиваю я. Две новости такого класса в течение пяти минут много даже для меня.
— Иду на повышение. К Самому! — вскидывает шеф на мгновение глаза к потолку. Я машинально отслеживаю его взгляд. Потолок как потолок, оклеен изысканными обоями…
— Об этом пока молчок. Вопрос согласован, но… неожиданно вскрывшиеся обстоятельства не позволили утвердить перемещения. И закрыть их, эти обстоятельства, должен ты. На нас смотрит сейчас вся страна. Забросим «Невод» через месяц — удержимся в седле, продолжим скачку. Нет — сойдем с круга, отстанем, и не на десять лет, а навсегда. Ситуация та же самая, что и в начале девяностых. Тогда выкарабкались, а теперь… Ну, да ты и сам все понимаешь.
Шеф замолчал. Обычно он немногословен, и столь длинная тирада его, кажется, утомила.
— Понимаю. Не дурак.
— Ну, как говорится, с Богом! — прерывает затянувшуюся паузу шеф, снова подходит ко мне (я поспешно делаю несколько шагов навстречу) и протягивает руку.
Ого! Немногие могут похвастаться рукопожатием с Витьком. Дистанцию между собой и подчиненными он блюдет, как сельская красавица — честь. Красавица прошлого века, разумеется. Теперешние и слово-то это забыли.
— Все. Ступай, — выпроваживает меня шеф, хмуря седые брови, и я чувствую себя, словно доблестный рыцарь, отправляющийся на бой со стоголовым драконом и получивший на это благословление короля Артура. Не хватает только Прекрасной Дамы и заплаканных горожанок с платочками в руках…
Мотор «вольвочки» гудит ровно, без натуги, почти неслышно. Время от времени впереди вспыхивают двойные белые звезды, стремительно приближающиеся, рывком превращаются в пару желтых карликов. Иногда мне приходится ускорять этот процесс, переключая свои фары на дальний свет и обратно.
Можно было бы, конечно, лететь самолетом. Но экономия времени получалась небольшой, всего три-четыре часа. Думаю, «вольвочка» вернет их мне сторицей. К тому же ее багажник битком набит охотничьим снаряжением. Объяснять при досмотре, что это, хотя и не магнитофоны, но вещи вполне безопасные и невзрывающиеся… Нет уж, увольте. Лучше на своих колесах. И за сохранность арсенала не надо волноваться.
Охота на вирусов требует оснащения гораздо более изощренного, нежели ружья, патроны и ягдташи. Объемистый кейс с набором дискет и оптических дисков, мощная «персоналка», модем для подключения к ближайшей компьютерной сети с любого телефонного аппарата, радиотелефон для оперативной связи… Но самое главное оружие охотника его опыт. Знание повадок, образа жизни, способов маскировки и охоты страшных хищных зверей, время от времени нападающих на мирно пасущиеся стада компьютеров — этого не заменишь никакой, самой сложной и универсальной программой.
Я включаю стереокомбайн. Хороший рок — лучшее лекарство от сонливости. «Вольво» летит, мечами фар рассекая впереди себя тьму. И я снова начинаю чувствовать себя рыцарем, мчащимся на битву со стоголовым драконом.
Через пять часов мы с Гришей сидим в его «полулюксе» и пьем чай. Кроме того, Гриша с умопомрачительной скоростью уничтожает мои бутерброды и — последние в этом году! — свежие помидоры.
— Знаешь, я бы назвал эту болезнь «эпилепсия», — говорит он, отправляя в рот маленькую аккуратную «сливку». — Приступ начинается, как правило, ровно в полночь. Кольцо вдруг перестает реагировать на команды. Каналы обмена медленно переполняются. Включаются все резервные. Информационные потоки такие — только что световоды не плавятся!
Ничего себе загрузочка! Если между машинами такой обмен, то что же творится в них самих?
— Что они там обсчитывают? Прогноз погоды на третье тысячелетие?
— Ничего. В том-то и дело, что результат — ноль. Все устройства вывода — в столбняке. И так — два-три часа. А иногда и всю ночь.
Гриша тщательно вытирает руки полотенцем и смахивает с бороды крошки.
— Самое интересное начинается потом, — продолжает он, убирая с застеленного бумажной скатертью столика фольгу из-под бутербродов. — Ты в жизни не догадаешься, что происходит под утро!