– Нет, право же, я не хочу доводить вас до отчаяния. Но не относитесь к этому так серьезно; вы ничего дурного не сделали. Вы, наверно, забыли, что у вас осталась эта веточка; вот если бы вы дали ее мне, я бы сохранил ее и не забыл об этом.

– Не говорите так, мистер Бакстоун. Отдайте ветку, прошу вас, и забудьте об этом.

– Было бы невеликодушно отказать вам, раз это вас так волнует, а потому - вот, я ее возвращаю. Но если бы вы отдали мне половину, а другую оставили у себя...

– Чтоб она напоминала вам обо мне, когда вы захотите посмеяться над моей глупостью?

– Боже избави! Просто это будет для меня напоминанием о том, как однажды я доставил вам неприятную минуту, и предостережением - больше никогда этого не делать.

Лора подняла глаза и пытливо посмотрела на Бакстоуна. Она чуть было не разломила веточку, но заколебалась, потом отбросила ее.

– Если бы я была уверена, что вы...
– начала она.
– Как глупо! Поговорим о чем-нибудь другом. Нет, не настаивайте - пусть будет по-моему.

Тут мистер Бакстоун оттянул свои войска и повел коварное наступление на крепость под прикрытием тщательно обдуманных военных планов и хитростей. Но он имел дело с бдительным и осторожным противником; и на исходе второго часа ему стало ясно, что он добился весьма скромных успехов. Но кое-чего он все же добился, в этом он был уверен.

Лора сидела в одиночестве и рассуждала сама с собой:

"Попался на удочку, бедняга. Я могу играть с ним сколько вздумается и подсечь, когда захочу. Он давным-давно готов был проглотить приманку, я это ясно видела. Он будет голосовать за наш законопроект, тут бояться нечего; больше того, он еще и поработает на нас, прежде чем я от него отстану. Будь у него женский глаз, он бы заметил, что ветка букса выросла на три дюйма, с тех пор как он мне ее преподнес, но мужчины никогда ничего не видят и не подозревают. Покажи я ему целый куст, он все равно подумал бы, что эта та самая веточка. Что ж, сегодня я неплохо поработала, содействие комиссии обеспечено. Но что за отчаянную игру я веду все эти дни - утомительную, подлую, бессердечную игру. Если я проиграю, я теряю все - даже себя. А если и выиграю - стоит ли игра свеч в конце-то концов? Не знаю. Иногда я сомневаюсь. Иногда мне кажется - лучше бы я не бралась за это. Но все равно, я взялась - и уж не остановлюсь на полпути. Ни за что, пока я жива!"

А мистер Бакстоун по дороге домой размечтался:

"Она хитра и умна и ведет игру довольно осмотрительно, а все-таки она проиграет. Спешить незачем, я выйду победителем, - всему свое время. Она и правда красавица, а сегодня превзошла самое себя. Пожалуй, в конечном счете мне придется голосовать за их законопроект; не велика важность, правительство это выдержит. Она намерена меня пленить, это ясно. Но со временем она убедится, что думала застать врасплох спящий гарнизон, а нарвалась на засаду".

ГЛАВА VII

ЛОРА СНОВА ВСТРЕЧАЕТСЯ

С ПОЛКОВНИКОМ СЕЛБИ

И весть нежданная ее так поразила,

Что пала замертво она, лишившись силы.

Тут брат ее пришел - обнять и приласкать,

Но молвила она: "Нет, счастья мне не знать!"

"Трагедия Барнардкасла".

– Какой он представительный, правда?

– Кто, этот неуклюжий, рядом с мисс Хокинс?

– Ну да. Вот он разговаривает с миссис Скунмейкер. Какая аристократическая небрежность и непринужденность. Ни малейшей искусственности. Посмотрите, какие у него красивые глаза.

– Очень. Вот они идут в нашу сторону. Может быть, он подойдет сюда. Но у него ужасно беспомощный вид, прямо как у новорожденного младенца. Кто это, Бланш?

– Как кто? Вы здесь уже целую неделю, Грейс, и не знаете его? Это гвоздь сезона - Вашингтон Хокинс, ее брат.

– Да неужели?

– Они из очень старинной семьи, по-моему, из Кентукки родом. Он, кажется, получил в наследство громадные земли в Теннесси. Их семья все потеряла во время войны - и рабов и все такое. Но у них очень много земли, шахты, всякие ископаемые. И при этом мистер Хокинс и его сестра поглощены заботами о цветных. Они с сенатором Дилуорти придумали план: хотят обратить большую часть своих земель на пользу освобожденных рабов.

– Да что вы говорите? А я думала, что это просто какой-то увалень откуда-нибудь из Пенсильвании. Он и правда не такой, как все. Наверно, всю жизнь сидел у себя на плантации.

Был дневной прием у супруги члена конгресса миссис Скунмейкер, милейшей женщины, простой и приветливой. Ее дом прослыл одним из самых приятных в Вашингтоне. Здесь было меньше показного, чем во многих других домах, а люди охотно бывают там, где что-то напоминает им тишину и покой домашнего очага. Миссис Скунмейкер держалась в столичном обществе столь же просто и безыскусственно, как у себя в Нью-Йорке, и, живя здесь вместе с мужем и детьми, поддерживала настоящий семейный уют. Вот почему, должно быть, люди тонко чувствующие любили бывать у нее.

Вашингтон - это некий микрокосм, здесь можно на пространстве радиусом в одну милю подобрать любое общество по своему вкусу. Для значительной части тех, кто наезжает в Вашингтон или постоянно тут живет, все крикливо-модное, всякая фальшь, подделка и спекуляция так же отвратительны и невыносимы, как и для жителей любого культурного города Новой Англии. Скунмейкер был не то чтобы одним из лидеров в палате представителей, но его очень уважали за выдающиеся способности и за честность. Никому и в голову не пришло бы под благовидным предлогом всучить ему акции Национального фонда помощи руководителям ассоциаций духовного совершенствования.