Мать испепелила меня взглядом и обратилась к Твидж:

– Аннета была идеалом каждой девочки. У нее были вьющиеся волосы, неподдельная грудь и отутюженная юбка в складку. Я просто не могла вообразить, чтобы и ее отягощало нечто столь же _грязное_ и неблагородное. Мистер Уолт Дисней никогда не допустил бы этого. А уж коли у Аннеты этого не было, то, думала я, и мне оно ни к чему. И вот я спросила свою маму…

– А что она ответила? – не выдержала Твидж.

– Она сказала, что такое бывает у каждой женщины. И тогда я поинтересовалась: «Что, даже у английской королевы?» И она ответила: «Даже у королевы».

– Правда? – изумилась Твидж. – Да ведь она такая _старая_!

– Это сейчас у нее ничего нет, – раздраженно сказала наставница. – Я же объяснила вам, что менопауза наступает примерно в пятьдесят пять лет.

– И тогда у вас начинаются вспышки беспричинной ярости и остеопороз, а на верхней губе вырастают усы, как у Марка Твена.

– А кто такой… – начала было Твидж.

– Вы просто вторите пристрастному мнению мужчин, – прервала ее изрядно покрасневшая Евангелина.

– Знаете, что меня всегда интересовало? – спросила Карен, заговорщицки наклоняясь к мамуле. – Не была ли причиной Фолклендской войны менопауза Мэгги Тэтчер?

– А кто такая Мэгги Тэтчер? – спросила Твидж.

Наставница, лицо которой к этому времени стало почти того же цвета, что ее шарф, вскочила:

– Мне ясно, что с вами бесполезно разговаривать дальше. Мужчины основательно поработали над вашими мозгами. – Она принялась лихорадочно собирать свои брошюрки. – Да вы слепы, все вы! Вы даже не понимаете, что являетесь жертвами тайного заговора, цель которого – лишить вас вашей биологической основы, всей вашей женской сущности! Ваше хваленое «Освобождение» вовсе не было освобождением. Это просто новый вид рабства.

– Даже если бы это было правдой, – произнесла я, – даже если это и был заговор, призванный подчинить нас влиянию мужчин, ей-богу, оно того стоило.

– А знаете, Трейси права, – заметила Карен, обращаясь к мамуле. – Совершенно права. Если есть на свете что-нибудь, ради чего стоило бы пожертвовать даже своей свободой, то это, несомненно, избавление от регул.

– Жертвы! – возопила наставница. – У вас украли вашу женственность, а вас это даже не волнует!

И она ринулась к выходу, сокрушив по дороге несколько кабачков и клумбу гладиолусов.

– Знаете, что я ненавидела больше всего до Освобождения? – невозмутимо спросила Карен, выливая остаток одуванчикового вина в свой бокал. – Гигиенические пояса.

– И эти картонные аппликаторы для тампонов.

– Ни за что не стану циклисткой, – заявила Твидж.

– Замечательно, – поддержала я.

– А сладкое будет?

Я подозвала официантку, и Твидж заказала засахаренные фиалки.

– Кто-нибудь еще хочет десерт? – спросила я. – Или вина из примулы?

– По-моему, вы нашли прекрасный способ помочь своей сестре, – промурлыкал Байш, склоняясь к Виоле.

– А реклама «Модакса»? – не унималась мамуля. – Помните, там была такая шикарная девица в шелковом вечернем платье и длинных белых перчатках? А под картинкой написано: «Модакс, потому что…» Я была уверена, что «Модакс» – это такие духи.

Карен хихикнула:

– А я думала, что это сорт _шампанского_!

– По-моему, пить нам уже хватит, – вздохнула я.

На следующее утро, едва я вошла в контору, раздался телефонный звонок. Универсальный. Я испуганно посмотрела на Байша:

– Карен вернулась в Ирак, не так ли?

– Ага, – ответил он. – Виола сказала, что заминка в ее переговорах произошла оттого, что не могли решить, строить на Западном берегу Диснейленд или нет.

– А когда звонила Виола? Байш сонно потянулся:

– Я сегодня завтракал с ней и Твидж.

– О!

Я подняла трубку:

– Вероятно, мамуля хочет сообщить мне план похищения Пердиты. Алло?

– Это Евангелина, наставница Пердиты, – произнес голос в трубке. – Вот теперь вы, наверное, счастливы. Вы вынудили Пердиту смириться с порабощающим владычеством мужчин.

– Я?

– Очевидно, вы обратились к депрограмматору, и я хочу, чтобы вы знали, что мы собираемся подать на вас за это в суд.

И она отключилась. Телефон тотчас же зазвонил вновь. Опять универсальный.

– Какая польза от опознавательных кодов, если ими никто никогда не пользуется? – с горечью заметила я, снимая трубку.

– Привет, мам, – произнесла моя дочь Пердита. – Мне показалось, что тебе будет приятно услышать, что я раздумала становиться циклисткой.

– Да ну? – сказала я, пытаясь приглушить ликование в голосе.