Дверь в белую комнатку Вали была приотворена; проходя мимо, Ник заметил Валю и открыл дверь пошире. Валя сидела, сжав руки на коленях, выражение лица у нее было серьезное. Увидев Ника, она побледнела. Здесь его встретили не так тепло, как там, в столовой, - здесь он был принят холодно и натянуто.

– Тебе не следовало ходить, - сказала Валя.
– Ведь ты же никогда не бывал в горах.

– Но, Валя, мне этого хотелось. И я не жалею, что пошел.

– Пусть так, - протянула она.
– Но все равно я за тебя беспокоилась. И ты изменился, я это вижу.

– Да, я очень изменился.

– Я тоже, - сказала она, и Ник почувствовал, что они говорят о разном. Голос у нее был ровный, глаза стали как будто больше, лицо исхудало.
– Все это время я не только беспокоилась, я много думала.

– И я. Валя, я тоже передумал о многом. И мне кажется...

Она поднялась со стула, весь вид ее выражал усталость.

– Потом поговорим, - сказала она.
– Я боялась, что выдам себя при твоем появлении, потому и не спустилась в столовую. Но теперь надо идти. Покажется странным, что я здесь одна.

– Валя!
– воскликнул Ник, пораженный ее холодностью. Она спокойно обернулась - не сразу, как будто даже нехотя - и посмотрела на него грустно и с выражением глубокого сострадания. Потом все же улыбнулась, протянула руку и слегка коснулась его небритой щеки.

– Позже поговорим, - повторила она, на этот раз ласковее.

Валя вышла из комнаты, а Ник стоял и смотрел ей вслед, и в душе его поднималась смутная тревога.

Он был так взбудоражен, что не мог оставаться один у себя в комнате и вскоре спустился вниз. За столом было оживленно, шумно, празднично. Валя, сидевшая напротив Ника, казалось, принимала участие в общем Веселье. Она смеялась и аплодировала со всеми вместе, когда Нику с шутливыми возгласами подали особое, специально в его честь приготовленное блюдо: кавказский вариант американской яичницы с беконом. Ник никак не мог разобрать, что ухитрились проделать с беконом. Гончаров посмотрел на блюдо скептически.

– Вы, конечно, мужчина смелый, но если вы одолеете это, вы совершите самый отважный поступок в своей жизни.
– Он поднял стакан чаю и шутливо обратился к Нику - За ваше здоровье!

Валя еле заметно улыбнулась Нику, и на мгновение он опять почувствовал в ней ту сдержанность, с которой она встретила его у себя в комнате. Но это всего лишь преходящее дурное настроение, сказал себе Ник, ведь сейчас у всех напряжены нервы. За веселыми разговорами скрывалось явное нетерпение: все знали, что в это самое время наверху в лаборатории за них работают в ждут их осциллографы и счетчики, регистрирующие импульсы, которые идут от установок в контейнерах.

На вершину горы падал непрерывный ливень невидимых частиц, но из них отбиралась только одна миллиардная доля - только те, которые могли запускать большую часть счетчиков в контейнерах, и это редкое лаконичное щелканье будет теперь продолжаться в течение нескольких месяцев. Впрочем, регистрировались и менее мощные потоки: они должны были дать непосредственный ответ относительно того единственного недочета, который Ник смог усмотреть в вычислениях Гончарова. И, быть может, сейчас, пока они сидели за столом, уже собралось достаточно материала и выявилась хотя бы общая тенденция. Гончаров ерзал на стуле и поглядывал на недопитый стакан кофе, стоявший перед Ником. Но Нику и самому не терпелось как можно скорее подняться наверх.

Почти два часа они занимались проверкой результатов, но полученные цифры на первый взгляд еще не давали оснований для определенных выводов.

– Ну что же вы хотите? Еще слишком рано, - сказал Гончаров.

Но Ник покачал головой. Повинуясь смутной интуиции, он сказал Гончарову:

– У вас получится нулевой результат.

– Вы хотите сказать, что существенной разницы между вашим и моим питающим напряжением не будет?

– Похоже на то. Конечно, надо еще подождать, пока накопится достаточно данных, - ответил Ник, как бы допуская возможность и другого исхода. Но он уже был уверен - он чувствовал в себе способность разрешать десятки самых сложных, путаных задач с молниеносной быстротой, отчего выводы его казались не результатом логического процесса, но мгновенным прозрением, факты теперь лишь подтвердят с запозданием то, что уже интуитивно предугадано, или же - что не менее интересно, но, впрочем, маловероятно неожиданно опровергнут его догадки. Так или иначе, это принесет с собой радостное волнение, даже если к тому времени он больше и не будет заниматься данной проблемой, потому что ему уже не терпелось приняться за новую. Он чуть не улыбнулся, узнав в себе это прежнее чувство - быстрее, быстрее идти вперед. Вот оно, вернулось к нему наконец!

Но Гончаров как будто был несколько сбит с толку такой неожиданно легкой победой.

– Вы, следовательно, признаете, что первоначальные мои вычисления были правильны?
– спросил он, помолчав.

– В пределах точности вашего прибора.

– Не чего же еще можно требовать?

– Всего, - ответил Ник просто.
– Если такое существенное изменение в конструкции вашего прибора не дает заметного изменение получаемых результатов, то это может значить только одно: методы устарели, и каков бы ни был результат, он уже ничего не дает. Мы оба с вами, возможно, зашли так далеко, что нам уже нельзя полагаться на существующие методы исследования.

– Вовсе не обязательно, это может означать и другое, - возразил Гончаров.
– Может быть, результаты одинаковы именно потому, что не зависят от изменений в приборе. Истина заключена в самом явлении, а не в приборе, с помощью которого ее обнаруживают.

– Очень может быть, - согласился Ник.
– Но только если вы имеете в виду частицы максимальной энергии. Вы исключаете результаты, касающиеся потока частиц низкой энергии. В показаниях двух различных приборов должна быть гораздо большая разница. Приборы имеют разные питающие напряжения, но на результатах это не сказывается.