— Он был убит вами, — медленно сказал Линг-Чу, — потому что он открыл, что вы его обокрали, и вы боялись, что он предаст вас в руки полиции.

— Это неправда, — заревел Мильбург. — Это ложь! Я говорю вам, что это неправда!

— Это мы сейчас узнаем, правда ли это, или нет.

Китаец сунул руку в карман. Мильбург широко раскрытыми глазами наблюдал за ним, но тот вынул только серебряный портсигар. Линг-Чу взял папиросу и молча курил, все время глядя на Мильбурга, потом он поднялся, подошел к шкафу, взял оттуда довольно большую бутылочку и поставил ее рядом с маленькой коричневой.

Линг-Чу докурил сигарету и бросил окурок в пепельницу, стоявшую на камине.

— В интересах всех участвующих, — медленно и спокойно сказал он, — чтобы правда выплыла наружу. Это в интересах моего почтенного господина, Ли-Иена — охотника на людей, а также и в интересах почтенной маленькой женщины.

Он взял нож и склонился над полумертвым от ужаса Мильбургом.

— Ради Бога, отпустите меня! — закричал он, и его слова потонули в рыданиях.

— Это не принесет вам большого вреда, — сказал китаец и провел своим ножом четыре линии по груди Мильбурга. Острый кинжалообразный нож, казалось, едва дотрагивался до кожи пленника, но красные следы, отнюдь не более яркие, чем если бы Мильбург почесался, ясно видны были на теле. Пленник чувствовал только щекотку, а потом легкую жгучую боль. Китаец положил нож на стол, а потом взялся за маленькую бутылочку.

— В этом сосуде находится экстракт из нескольких растений, причем здесь больше всего испанского перца. Но это совсем другой перец, чем ваш. Это особая разновидность, которая растет только в нашей стране. Здесь, в этой бутылке, — он показал на большую, — находится особое китайское масло, которое сейчас же успокаивает боль. вызываемую этой перечной тинктурой.

— Что вы собираетесь делать, вы — собака, дьявол?

— Я буду маленькой кисточкой медленно смазывать эти места перечной тинктурой, — он коснулся груди Мильбурга своими длинными пальцами. — Совсем медленно, миллиметр за миллиметром. — Тогда вы почувствуете боли, каких никогда не испытывали. Вы всю жизнь будете вспоминать об этом: боль пронижет вас с ног до головы. Я часто думал о том, как это просто узнавать правду, и если вы вообразите, что лишаетесь от боли рассудка, то все-таки еще не сойдете с ума.

Китаец медленно откупорил бутылочку, обмакнул маленькую кисточку в жидкость, и Мильбург с ужасом видел, как он вытащил ее из горлышка. Линг-Чу внимательно наблюдал за пленником, и когда этот большой человек открыл рот, чтобы закричать, он быстро воткнул ему в рот платок, который с невероятной быстротой вытащил из своего кармана.

— Погодите же, погодите! — прохрипел, глотая слова, Мильбург. — Я должен вам сказать кое-что, что ваш господин должен знать.

— Так, это очень хорошо, — холодно сказал Линг-Чу и снова вынул платок из его рта. — Итак, теперь говорите мне, но только правду.

— Что я должен вам сказать? — спросил Мильбург, у которого от страха крупными каплями выступил на лбу пот.

— Вы должны сознаться, что убили Торнтона Лайка — это единственная правда, которую я желаю выслушать.

— Но, клянусь вам, что я не убивал его! Клянусь вам, слышите, я говорю правду! — воскликнул Мильбург, обезумевший от страха и ужаса.

— Нет, погодите, погодите же, — заскулил он, когда Линг-Чу снова взялся за платок. — Вы знаете, что случилось с мисс Райдер?

— Что случилось с мисс Лайдел? — быстро спросил Линг-Чу. (Китайцы не выговаривают буквы «р»).

Затаив дыхание и слабым голосом Мильбург рассказал, как он встретился с Сэмом Стэй. И в своем испуге верно передал слово за словом весь свой разговор с ним.

Линг-Чу, сидя на кровати, прислушивался к его словам. Когда Мильбург кончил, он отставил бутылку в сторону и закупорил ее.

— Моему господину угодно, чтобы маленькая молодая женщина не находилась в опасности, — сказал он. — Сегодня вечером он не возвратится, поэтому я должен сам пойти в госпиталь. С вашим допросом можно еще подождать.

— Отпустите меня! — воскликнул Мильбург, — я хочу помочь вам.

Линг-Чу покачал головой.

— Нет, вы останетесь здесь, — сказал он с угрожающей улыбкой. — Я сперва пойду в госпиталь, и если все в порядке, я снова вернусь к вам. Тогда мы посмотрим, в чем вам следует сознаться.

Он вынул из шкафа чистое белое полотенце, покрыл им лицо своей жертвы и брызнул на него несколько капель из третьей бутылочки, которую он также вынул из шкафа. Мильбург потерял сознание и не мог больше вспомнить ничего, пока, приблизительно через час, он не поглядел в удивленное лицо Тарлинга. ХХХIV Тарлинг склонился над ним и развязал узлы, которыми Мильбург был привязан к кровати. Этот большой, сильный человек был бледен, как мел, и дрожал. Тарлингу пришлось его поддерживать, чтобы он был в состоянии усесться. Тарлинг и Уайтсайд внимательно наблюдали за ним. Сыщик исследовал надрезы на его груди и облегченно вздохнул, установивши, что Линг-Чу еще не успел приступить к пытке, которая так часто доводила китайских преступников до предела безумия. Он ни мало не сомневался в том, что именно Линг-Чу доставил сюда Мильбурга и привязал его к кровати.

Уайтсайд поднял лохмотья одежды, которые Линг-Чу сорвал с Мильбурга, и положил их рядом с Мильбургом на кровать. Тарлинг сделал полицейскому инспектору знак перейти в соседнюю комнату.

— Что это все означает? — спросил Уайтсайд.

— Мой друг Линг-Чу хотел на свой собственный лад узнать, кто убил Торнтона Лайна. По счастью, он еще не начал пытки. По всей вероятности, он прервал свою работу, когда Мильбург сказал ему, что мисс Райдер находится в опасности.

Он посмотрел на бессильного и усталого человека, сидевшего на кровати.