Они вышли из голубого туннеля в гроте маленького озерца. По берегам разросся зеленый папоротник, сквозь прозрачную воду виднелась галька. Какой-то лохматый пестрый зверь при виде незнакомцев попятился и зарычал, обнажая желтые клыки. Гримм дважды выстрелил в хищника, берлогу которого они потревожили.

На горизонте золотился лес в осеннем уборе.

– Только поглядите на себя, – буркнул Гримм.

В зеркальной воде отразились обожженные лица с шелушащейся кожей, измазанные грязью и запекшейся кровью камелопардов.

Четверо путешественников с удовольствием сбросили одежду и нырнули в благодатные воды озера. Искупавшись, они поняли, что страшно голодны.

Что за животное подстрелил Гримм?

Съедобно ли красное мясо хищника? Вряд ли в организме зверя содержатся естественные яды, он привык защищаться зубами и когтями, а не токсинами. Отбросив осторожность, скват первым впился зубами в кусок сырого мяса.

Ласковое желтое солнце склонялось к горизонту. Ленивые кучевые облака пробегали по небу.

Устраиваться на ночлег у входа в Паутину Джак посчитал неразумным. Они покинули берег озера и направились к лесу. Предварительно Леке закопал останки убитого животного, чтобы скрыть следы присутствия вооруженных людей.

Бивуак устроили под сенью деревьев. Гримм и Ракел уснули мгновенно. Джак прочел несколько молитв, воздавая благодарность провидению, приведшему их на столь благодатную планету. Леке задремал, инстинктивно прислушиваясь к шорохам ночи. Одно полушарие десантника всегда хранит бдительность.

На рассвете Леке разбудил Гримма. Утренний жемчужный туман стелился по земле. На листьях деревьев блестела роса. В воздухе летали обрывки паутины.

– Ракел проснулась и ушла несколько минут назад, – прошептал десантник.

– Ну, ничего удивительного. У меня самого мочевой пузырь разрывается. Но проверить все же стоит.

– Выясни, – коротко приказал Леке. Он не хотел будить Джака, голова которого покоилась на его плече.

Быстро справив неотложное дело, скват поплелся за Ракел, стараясь двигаться бесшумно. Несколько веточек хрустнуло под ногами, и Гримм понял, что красться глупо. Махнув рукой, он уверенно зашагал к гроту.

Ракел могла уйти куда угодно, но только в одном случае они навсегда потеряют след девушки – если та ускользнет в Паутину. Пока ничто не свидетельствовало о том, что она решила сбежать.

С опушки, поросшей кустарником, донесся подозрительный шорох. Достав «Мир Императора», скват бросился в синюю мглу.

В тумане стояла Мелинда… Ах, нет, это все же Ракел.

– Не шевелись, дорогуша, или в твоей спине взорвется заряд болтера.

Девушка застыла.

– Немедленно возвращайся, не вынуждай меня пустить в ход оружие.

Ракел повернулась, умоляюще сложив руки на груди:

– Гримм…

Ее голос манил.

– Тебе не следовало раздумывать, выбирать, – словно извиняясь, сказал коротышка. – Нужно было войти в туннель и бежать, бежать, бежать. Ладно, отправляемся обратно.

– Выбирать? – переспросила Ракел. – Ты хочешь сказать, у меня есть выбор? Я боюсь…

Что-то в ее голосе или позе насторожило Гримма. Ее пальцы…

– Эй, только попробуй шевельнуть рукой!

Кольца Мелинды! Одно из трех орудий тайного убийства еще не использовано.

– Я и не собиралась, – огрызнулась девушка. Но вдруг страх и злость исказили ее лицо: – Гримм, скажи мне правду! Если Джак перестанет поддерживать меня своей психической силой, я действительно умру?

Ах, вот почему она остановилась, упустила шанс спастись в диковинном лабиринте элдаров, пронзающем всю вселенную. Спастись… от чего?

С одной стороны – неизвестность, с другой – мучительная смерть от полиморфина. Что выбрать?

– Истинная правда! – бесстыдно солгал скват. – А теперь не глупи, давай вернемся. Я не хочу убивать тебя. Мне ни к чему твоя смерть.

Здесь Гримм не врал. Ракел необходимо сохранить. Правда, разуму и душе воровки предначертано покинуть принявшее совершенную форму тело.

– Джак хочет как-то использовать меня. И я погибну, так?

– Клянусь, нет, Ракел бинт-Казинцкис.

Назвать вора истинным именем – значит, оказать ему доверие. Возможно, Леке не захотел отправиться на поиски девушки, потому что предвидел, что придется лгать ей, ставшей другом, и тем самым позорить себя.

Ракел спросила: – Клянешься предками, Гримм?