–  Командир, облачность кончилась, - доложил я.

Впереди под углом почти в девяносто градусов к нашему курсу показалась земляная коса, уходящая в море более чем на тридцать километров.

–  Что делать? Цель-то открыта. Лететь шесть минут. Будем набирать заданную высоту на виражах?

–  А как ты думаешь? - спросил Додонов.

–  Потеряем много времени и сожжем горючее. Пойдем на этой высоте.

–  Согласен, давай курс.

Коса была уже под нами, и определить точный курс на цель не представляло труда.

Снаряды рвались на высоте от пяти до семи километров. Издалека казалось, что они рвутся в одной вертикальной плоскости, создавая сплошную стену заградительного огня.

Один за другим четыре сильных взрыва потрясли район бухты. Это рвались бомбы, сброшенные Виктором.

–  Схватили прожекторы, - обратил наше внимание Арсен на белую точку.

Действительно, километра на два с половиной выше нас, освещенная прожекторами, она ясно вырисовывалась на темном небе.

–  Не собьют. Если бомбы сбросил, значит, уйдет, - уверенно предположил Александр.

Артиллерия стала вести прицельный огонь. Снаряды рвались позади белого пятнышка. Прошло не более полминуты, и прожекторы потеряли самолет. Но заградительный огонь не прекращался. Разрывов бомб больше не наблюдалось. Значит, над целью не было ни одного самолета. Противник ждал нас.

Мой объект бомбометания был удален от берега на тысячу шестьсот пятьдесят метров. Увидеть его в прицел было невозможно, поэтому за точку прицеливания я выбрал хорошо заметный маленький мыс, вдававшийся в море.

Берег был хорошо виден. Довернув самолет, легли на боевой курс. Лучи прожекторов вновь затеяли бешеную гонку. Огненные вспышки разрывов ложились выше нас. Мы летели на высоте четырех тысяч метров, и немцы, видимо, не предполагали, что придем на такой высоте.

–  Бьют выше, - сказал Арсен. - Осколков можем не опасаться, только вот если прямым попаданием зацепят...

–  Навожу на цель, - скомандовал я.

Разговоры прекратились.

Когда до берега оставались секунды полета, с какого-то большого морского корабля медленно поднялся в нашу сторону мощный луч прожектора.

"Эх, неужели ослепит?" - подумал я.

Прожектор лизнул лучом по самолету, но не задержался. Мы были пока свободны. Вспомогательная точка прицеливания была совсем близко. Делаем несколько небольших доворотов по курсу. Все прожекторы, даже те, которые были далеко, теперь наклонились в нашу сторону, ощупывая пространство.

–  Хорошо, так держать. Сейчас бросаю, - стараюсь говорить спокойнее. Бросил!

И в этот момент сноп света ослепил меня.

–  Схватили, - сказал Додонов.

Я ничего не видел. На ощупь включил электромотор, чтобы побыстрее закрыть бомбовые люки: сквозь них световые лучи слепят летчиков. Люки закрылись, но теперь с каждой секундой в самолет упиралось все больше и больше новых прожекторов, и лучи их проникали в кабину летчиков через остекление моей кабины. Додонов вплотную нагнулся к приборной доске, чтобы не терять показаний приборов.

Заговорили башенный и хвостовой стрелки, до этого терпеливо хранившие молчание.

–  Разрывы снарядов сзади и выше нас.

Через несколько секунд:

–  Разрывы стали ниже, но по-прежнему сзади. Значит, начали стрелять прицельно. Лежа в кабине, я ожидал разрыва наших бомб там, внизу. Вот разорвалась первая среди каких-то сооружений, точное место разрыва не установил. Теперь очередь за другой. Она взорвалась с огромной силой, - это была двухтонная бомба. Взрывная волна достигла самолета и заставила его задрожать. Я же успел заметить только голубовато-белую полосу возле самого места взрыва. Тревожная мысль не давала покоя: "Неужели эта бомба упала в канал?.."

–  Снаряды рвутся на нашей высоте сзади, - донесли стрелки.

Немцы уже точно определили высоту и не попадали в самолет только потому, что не знали еще вертикальной скорости снижения...

–  Командир, почему не уходим от цели? - спросил я.

–  Нам ничего не видно. Я ухожу со снижением и левым разворотом, ответил Александр.

–  Какой у тебя курс?

–  Двести девяносто.

–  Куда же ты лезешь опять на цель? Давай вправо, курс триста шестьдесят. Уходи быстрее в море!..