Через несколько секунд еще серия из шести крупных бомб разорвалась в районе Центрального вокзала, и тут же возник пожар.

–  По вокзалу, пожалуй, достаточно, - сказал я, - еще одну серию кто-то хорошо положил...

–  А что же будем бомбить? - спросил командир.

–  Недалеко от вокзала немецкая гостиница. Здание, судя по световым бликам, - высокое, с большим количеством окон. Может быть, возьмем его за точку прицеливания?

–  Хорошо, согласен!

–  Курс сто девяносто! Так держать! Угол сноса небольшой, всего три градуса. Цель ползет точно по курсовой черте прицела. Держи, держи, хорошо! Сейчас бросаю!.. Сбросил!

Самолет вздрогнул. Значит, бомбы сошли с замков. Взглянул на часы - 00 часов 28 минут. Как всегда, включил мотор для закрытия бомболюков и тут же лег на пол кабины.

Теперь высокое здание было видно очень хорошо. Перед ним оказалась довольно большая площадь, а точно по курсу полета за зданием - широкая улица. Подумал - напрасно целился по этому зданию. Слишком большой риск отбомбиться впустую по асфальту. Так и есть. Под самолетом прямо на Площади разорвалась первая пятисотка. Стало как-то не по себе. С замиранием сердца жду разрыва тонновой бомбы. Взрыв - и необычный, раздвоенный всплеск огня. Два огромных огненных языка выбросились в противоположных направлениях, четко обозначив здание с двух сторон. Бомба рванула внутри нижней части здания. Вторая пятисотка разорвалась на улице, не причинив, как и первая, существенного ущерба.

Тут же последовал вопрос командира:

–  Штурман, где разорвались бомбы?

Я доложил, что видел.

–  Могло быть совсем плохо, не попади одна бомба в это здание, - сказал Александр.

В 4 часа 58 минут мы приземлились на своем аэродроме. Командир полка к результату нашей работы отнесся спокойно, видимо потому, что остальные экипажи отбомбились по вокзалу и подъездным путям очень точно.

Спустя несколько дней в зачитанной нам очередной информации о результатах удара по Варшаве, я услышал такую фразу: "По сообщениям иностранных газет, одна бомба крупного калибра попала в здание, в котором: находились немецкие офицеры. От взрыва бомбы погибло более ста человек". Этому сообщению не придали значения. Мы с Додоновым, конечно, вспомнили все детали нашего полета, но промолчали: для каких-либо утверждений у нас было мало оснований. Как всегда, сегодняшние заботы отодвигали в дальний угол памяти вчерашние события, и этот эпизод, как и многие другие, был быстро забыт.

Дни летели за днями, и вот однажды нам прочли письмо, обнаруженное у убитого в боях под Сталинградом немецкого лейтенанта Карла Кресса. В этом письме - его Крессу прислал из Варшавы некий Вилли Крафт - было немало интересного для нас. "Ты уже, наверное, слышал, что русские нанесли нам визит. Мы забрались в глубокое убежище, но и там были слышны взрывы бомб. После удара мы осматривали работу русских летчиков. Это ужасно! Ты должен помнить 7-этажную гостиницу против Центрального вокзала. В ней проживали немецкие офицеры не только местного гарнизона, но и приезжие. Прямым попаданием бомбы гостиница разрушена. Многие, находившиеся там, погибли. Среди погибших полковник генштаба, прибывший накануне из Берлина. Разрушены казармы СС. Несколько бомб попало в форт. Сильно пострадало несколько военных предприятий и Западный вокзал. Все, что натворили русские, не перечесть. До сих пор нам здесь жилось уютно и спокойно. Каждый радовался, что находится в глубоком тылу, и считал себя в безопасности. Русские нарушили эту иллюзию".

Письмо каждый из нас принял к сведению, как и другую подобную информацию. И только когда мы остались одни, Арсен, обращаясь к Додонову, будто между прочим заметил:

–  Судя по всему, это наша работа, товарищ командир!..

* * *

В течение следующей недели на Западе стояла плохая погода, и дальние бомбардировщики продолжали бомбардировать боевые порядки и сосредоточения войск противника.

В соответствии с обстановкой их удары переносились с одного участка на другой. Следует отметить, что более 80 процентов сил АДД, действовавших под Сталинградом, использовались в тактическом взаимодействии с сухопутными войсками и фронтовой авиацией. Тактическое взаимодействие частей АДД с войсками было организовано впервые. Осуществлялось оно через офицеров связи, выделяемых от авиадивизий дальнего действия, причем некоторые из офицеров находились непосредственно на переднем крае вместе с наземными войсками. Надо сказать, в период борьбы на дальних подступах к Сталинграду линия фронта обозначалась в лучшем случае кострами и ракетами. Сейчас же, когда фронт стабилизировался, передний край обороны наших войск обозначался, кроме того, сигнальными огнями автомашин, врытых в землю, стрельбой минометов и артиллерии по району, предназначенному для бомбометания. Иногда применялись прожекторы, направлявшие свои лучи по направлению к цели. На восточном берегу Волги выкладывалось световое "Т" и за ним линия костров. Все это исключало случайные бомбометания по своим войскам, обеспечивало точное прицеливание по заданным объектам. Высота бомбометания была удобной - 2000 метров. При нанесении ударов по ближним целям бомбы сбрасывались прямо над нашими войсками. Услышав их свист, солдаты поднимались в окопах и наблюдали за разрывами.

Следующий вылет в глубокий тыл противника на бомбардирование Берлина, Данцига и Кенигсберга части АДД выполнили в ночь на 27 августа. На этот раз самолетов привлекалось значительно больше, чем прежде.

Всем нам хотелось ударить по Берлину, но инженеры, тщательно проанализировав расходы горючего и масла, отобрали для этого полета только те самолеты, моторы на которых были достаточно экономичными и надежными. Для нас целью был определен Данциг.

Полет по маршруту протекал в хороших метеоусловиях. Над Данцигом было безоблачно. Мы находились еще далеко в море, когда над целью в небо почти одновременно взвились лучи нескольких десятков прожекторов, которые тут же начали рыскать в разных направлениях. Можно было подумать, что наступил момент открытия какого-то праздника. Но подошли самолеты ближе - и заговорила зенитная артиллерия. Система ПВО вступила в схватку с бомбардировщиками. Большинство снарядов рвалось на высоте примерно от 6500 до 7000 метров, создавая огневое заграждение. Плотность разрывов зенитных снарядов нарастала, так как противник определил общее направление захода и сузил зону заградительного огня. Как бы в ответ на это, в разных частях города начали рваться фугасные и зажигательные бомбы. Неожиданно огневая завеса растянулась по высоте и плотность огня заметно уменьшилась. Видимо, некоторые экипажи шли ниже. По самолетам, которые оказались в лучах прожекторов, тут же началась прицельная стрельба...

Мы подошли к цели на высоте 7100 метров. Огонь зенитной артиллерии здесь был несильным. Спокойно сбросили четыре бомбы - по тонне каждая - и, не снижаясь, ушли. Без происшествий вернулись на свой аэродром.

Как среагировала на эти действия мировая пресса, видно из статьи английской газеты "Дейли телеграф энд морнинг пост", опубликованной 29 августа: "В ночь на 27 августа советские бомбардировщики вновь совершили налет на Данциг. Их налеты являются блестящим доказательством их силы, дающей им возможность заставить население Германии почувствовать войну в то время, когда русские армии и авиация участвуют в одном из величайших в истории сражений, происходящих в глубине их собственной страны..."

А вот строки из письма, полученного немецким солдатом Рейнгардом от его отца из Данцига: "У нас бывают основательные ночные визиты. Мы, слава богу, опять дешево отделались, но в непосредственном соседстве с нами четыре промышленных здания превращены в развалины. То же и на других улицах. Так что ты можешь себе представить, какое это бедствие. Я пережил в Берлине много воздушных тревог, но таких, как здесь в Данциге, еще не переживал".

Уже первыми своими бомбардировочными ударами по объектам глубокого тыла противника авиация дальнего действия выполнила задачу, поставленную Ставкой Верховного Главнокомандования, - разоблачить ложь геббельсовской пропаганды, продемонстрировав всему миру мощь наших ответных ударов.