Когда Модьюн исчерпал краткий перечень своих приключений, Соодлил спросила:

– Тебя приговорили к двадцатидневному заключению?

– Да.

– И ты уже отбыл восемнадцать дней?

– Ну, да, - ответил он с недоумением, чувствуя, что она к чему-то клонит.

– Неужели ты думаешь, что так уж важно отсидеть ровно двадцать дней?
– спросила девушка.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Да им же просто понадобилось двадцать дней, чтобы провернуть какое-то дело, имеющее отношение к тебе. Вот они и решили на это время вывести тебя из игры - ведь так?

Совершенно неожиданная мысль! Но Модьюн быстро пришел в себя.

Сто они могли делать три недели? Разве им не хватило бы трех дней?

Он помолчал и добавил:

– По-моему, приговор просто-напросто соответствует моему проступку.

– Значит, ты считаешь, что многие звери живут под чужими именами?

Последовала красноречивая пауза, а потом Модьюну пришлось признать, что он вовсе так не считает и вообще очень сомневается, что кого-то еще когда-нибудь судили за подобное "преступление".

Он медленно сказал:

– Не спорю, это выглядит странно, но что они могут сделать? Что может сделать их комитет?

На безмятежном лице Соодлил застыло такое выражение, как будто она старается решить какую-то трудную задачу. Но после этих его слов она лучезарно улыбнулась И сразу же снова стала умопомрачительно красивой.

– Ты прав, - согласилась она - Действительно, здесь нет никакой проблемы. Мне просто стало любопытно - вот и все

Модьюну не очень понравилось, как легко она отмахнулась от проблемы после того, как выдвинула такой серьезный довод.

И тут он вспомнил, что время стремительно уходит.

– Вот что я решил, - сказал он.
– Впредь не делать ничего такого, что могло бы создавать проблемы.

– Вполне разумное намерение, - одобрила Соодлил.

Ее реплика прозвучала вполне благожелательно, поэтому момент показался Модьюну вполне подходящим для того, чтобы выдвинуть свое предложение. И он напомнил ей уже сказанное раньше - о том, что нунулийцы считают Землю завоеванной.

– В старые времена, еще до того, как человечество достигло нынешнего совершенства, пришлось бы объявить войну и изгнать захватчиков с нашей планеты. У меня такое чувство - признался он, - что они добились победы обманным путем, и этот обман - проявление глубокой порочности, с которой нельзя мириться. И все же, остается признать, что все это - дело прошлое, как сказали бы мои друзья - животные.

– Согласна, - вставила Соодлил.

– Так вот, - он закончил мысль, - придется нам провести здесь еще пару дней под видом обезьян, чтобы не раздражать человекогиен.

Последовала короткая пауза. Слышался только шум мотора да шорох шин. Потом Соодлил сказала с какой-то странной интонацией:

– Но я-то - не обезьяна.

Ее ответ слегка изумил Модьюна. Довод был настолько неоспоримым, что ему самому никогда бы не пришло в голову выдвигать его. Теперь ему пришлось сделать то, что раньше он посчитал излишним - восстановить в памяти все, что уже рассказывал ей, и попытаться понять, что могло вызвать у Соодлил такую реакцию. Никаких сомнений в логичности его повествования не возникало. Он четко объяснил ей, в каком затруднительном положении оказался, и какой выход ему удалось найти.

– Вечно вы, мужчины, придумаете что-то несусветное, - продолжала Соодлил.
– Выход совершенно очевиден, - на этот раз мы приезжаем как люди, и это автоматически положит конец всем предыдущим проблемам. И будем считать вопрос решенным.

Сидя с ней, Модьюн чувствовал себя не в своей тарелке.

Да, с логикой у нее явно неважно. Но в голосе девушки прозвучали такие нотки, что ему стало ясно возвращаться к этому вопросу не стоит. И поскольку он исходил из принципа полного уважения ее точки зрения и вообще точки зрения любого собеседника, то на этом проблема была действительно исчерпана.

Всю остальную дорогу они молчали. Наконец, минут через двадцать, Соодлил нарушила тишину. Выглянув из окна, она внезапно спросила:

– Что там такое?

Модьюн проследил за ее взглядом. Там, вдалеке, за каньоном, виднелась плоская равнина. Над ней вздымалось какое-то огромное сооружение - он никогда еще не видел подобной громадины. Едва он успел охватить его взглядом, как машина миновала узкий разрыв между крутыми холмами, и чудовищная конструкция скрылась из вида.

Но Модьюну было достаточно и беглого взгляда.

– Должно быть, это звездолет, - ответил он.

Потом рассказал о четырех друзьях и их предстоящем полете к далеким звездам.

Он с улыбкой вспомнил, как в день суда все четверо робко пришли к его порогу, чтобы узнать, какое наказание он получил. И как обрадовались, что в формулировке не ничего такого, что препятствовало бы их общению.

– Они каждый день ходили со мной в столовую, продолжал Модьюн, - навещали меня. Вот только сегодня их нет в городе - готовят снаряжение к полету.