исит себе Дмухан Дмуханович на веревочке, глаза прикрыл, ветерком его покачивает. Нарочно повис Дмухан Дмуханович: грустно ему стало. Петельку хитрую-хитрую придумал, к корсетику хитрому-хитрому пристегнул - висит, людей пугает, а сам слушает.
- Ну, сколько раз тебе повторять! - говорит Дарья Ивановна внучке Марусе. - Горлышко заболит.
"Это про меня!" - радостно думает Дмухан Дмуханович.
- Не будет тебе мороженого, - заканчивает Дарья Ивановна и уводит Марусю в детский сад, качнув Дмухана Дмухановича плечиком под пяточку.
Варакин Александр
На веревочке
Рассказ
Висит себе Дмухан Дмуханович на веревочке, глаза прикрыл, ветерком его покачивает. Нарочно повис Дмухан Дмуханович: грустно ему стало. Петельку хитрую-хитрую придумал, к корсетику хитрому-хитрому пристегнул - висит, людей пугает, а сам слушает.
– Ну, сколько раз тебе повторять!
– говорит Дарья Ивановна внучке Марусе.
– Горлышко заболит.
"Это про меня!" - радостно думает Дмухан Дмуханович.
– Не будет тебе мороженого, - заканчивает Дарья Ивановна и уводит Марусю в детский сад, качнув Дмухана Дмухановича плечиком под пяточку.
Завертелся Дмухан Дмуханович на веревочке, в голове закружилось, чуть было глаза не открыл. "Вот, - думает, - хорошо, что не заметили. Ребенка бы напугал. Надо было другое место выбрать - на площади, перед мэрией".
– Ему-то уже хорошо, - слышится Дмухану Дмухановичу.
– Он свой кайф получил. А нам что делать?
"Это про меня, - думает.
– Завидуют, что отмучился. Знали бы, что жив, не завидовали. Теперь снимать будут, протоколы составлять, искусственное дыхание и все такое..."
– Ему-то хорошо, - продолжает между тем Иван Семенович Николаю Егоровичу про кого-то третьего.
– У него зять в ларьке торгует. У него зять ему каждое утро по сто грамм подносит. А нам что делать?
"Никакого зятя у меня нет, никаких ста граммов... Значит, не про меня, - вздыхает Дмухан Дмуханович.
– Опять не заметили. Не то место выбрал".
Прошли алкаши, даже не взглянули на висящего.
– Ку-ку, ку-ку!..
– считает часы кукушка в чьей-то квартире. Восемь утра насчитала.
"Так это же моя кукушка!" - догадывается Дмухан Дмуханович. И жалеет, что забыл гирьку подтянуть: кто знает, сколько тут еще висеть... Ничего, скоро выйдут на лавочку старушки - уж тогда засуетятся.
Выходят - Аполлинария Кузьминична, Анна Ступановна и Аглая Фемистокловна.
– Глянь-ка, Нюра!
– обращается Аглая Фемистокловна к Анне Ступановне.
– Видишь, висит?
– Где?
– поражается Анна Ступановна, но тоже видит и вскрикивает: Мать честная! Повесили!..
"Это про меня!
– думает Дмухан Дмуханович.
– Теперь начнут слезы лить да причитать. А я - вот он, жив-здоров: доброе утро, бабушки, я еще кого хочешь переживу, а за сочувствие - спасибо!"
– И впрямь висит, - говорит Аполлинария Кузьминична, тетя Поля.
– Не вижу, с какого там числа? Только горячую или обе сразу?
– Горячую, на месяц! Чтоб им пусто было.
Нет, опять не про него...
Висит Дмухан Дмуханович еще минуту, вторую, и вдруг до него доходит: а ведь устроил он себе "повешение" аккурат под ящиком для овощей, что на четвертом этаже у Владимира Ильича, зятя Аглаи Фемистокловны. А если упадет сундук?.. Нет, сейчас об этом лучше не думать.
Зачесался нос у Дмухана Дмухановича: комар сел. Больно жалит! Подтянул Дмухан Дмуханович незаметно так левую руку, с часами, согнал комара, почесал нос. Уже пятьдесят восемь минут висит он в качестве упокойника, а никто на него внимания не обращает.
"Зря, зря я здесь-то, - думает.
– Надо было на Красной площади. Или перед Белым домом".
Руки затекли. Горлу больновато. Надо было другую конструкцию выдумать.
Вздохнул. Довисел еще пару минут - и стал из веревочки выпутываться. Невнимательный народ.
Идет Дмухан Дмуханович в подъезд, на старушек не глядит.
– До чего невнимательный!
– слышит голос Аполлинарии Кузьминичны.
– Нерусь, однем словом, - поясняет Анна Ступановна.
– У, чичен-бандюга!
– говорит Аглая Фемистокловна.
– Битый час провисел, думал, не заметят. Своим знак подавал.
– А может, он с ночной смены?
– говорит Анна Ступановна.
– Тогда пущай поспит, намучилси, - разрешает Аполлинария Кузьминична.
Приходит Дмухан Дмуханович домой, завтракает и действительно ложится спать. Но не спится ему: вот на балкон упали грязные струи - это Владимир Ильич огурцы в ящике поливает. Лодырь из соседнего подъезда опять включил на всю катушку "Гуд бай, Америка, о!". Его сверстники суетятся у мусорных баков, разбрасывая содержимое. Как всегда, одного в бак засунут и крышкой накроют - развлечение такое. Гогочут и матерятся, не стесняясь. У них сленг теперь одинаковый - что у мальчиков, что у девочек.
Встает Дмухан Дмуханович и подходит к окну. Смотрит на свой город, на страну свою и вспоминает рабовладельческий Советский Союз. Все эти годы он его вспоминает. Может, и не его, а юность свою безмятежную...
Подтягивает гирьку на часах: пусть идут.
Содрогнулся и загудел металл балконного ограждения - то оторвался все же и устремился к земле ящик с огурцами. Каждый год что-нибудь - то дефолт, то ящик...
А дефолт по-ихнему - это по-нашему умолчание.