— Никак нет, многоуважаемая Анфиса Поликарповна! — подкручивая свои огромные чёрные усы, громогласно сказал Егор Весёлых. — Я накормлю вас высококалорийной пищей. Разрешите проверить ваш борщ?

Он очень осторожно зачерпнул ложкой из кастрюли, ещё осторожнее втянул борщ в рот… проглотил… взглянул на бабушку Анфису Поликарповну… хмыкнул два раза… один фыркнул… опять хмыкнул да как расхохочется!

— Ох, насмешили… ох… насмешили… — сквозь смех выговаривал он. — Ох, комедия… вот это отравление… — Он с большим трудом перестал смеяться. — И не противно вам было есть?

— Просто ужасно. Но я была голодна и близка к очень глубокому обмороку от недоедания.

Егор Весёлых посолил борщ, попробовал, похохотал, ещё посолил и ещё похохотал, предложил:

— Вот теперь кушайте на здоровье. Относительно вкусный борщ.

— Какое вопиющее безобразие! — гневно возмутилась бабушка Анфиса Поликарповна. — Это всё твой Жорж, внучек! Он что, не знает, что пищу для человека следует обязательно солить? Да, Шурик, там тебе письмо от этого клетчато-полосатого.

Шурик развернул листок, исписанный крупным детским почерком:

— Куда исчез дядя Коля? Куда? — печально и растерянно спросил Шурик. — Куда он мог исчезнуть? Зачем? Он же обещал прийти ко мне… А почему Жорж Робертович такой безграмотный? А вдруг он всё-таки никакой не футбольный тренер, а… — И он, пока Егор Весёлых готовил концентраты для варки, рассказывал ему о Жорже Свинкине.

— Проверим мы вашего тренера, — пообещал Егор Весёлых. — И дядя Коля твой никуда не денется. Если он даже и разбился, когда с поезда на полном ходу зачем-то прыгал, милиции это, конечно, известно.

— Всё это в высшей степени подозрительно, — наставительным тоном произнесла бабушка Анфиса Поликарповна. — Егор… как вас по отчеству?

— Проще простого — Егорович.

— Так вот, Егор Егорович, почему этот безграмотный Жорж не посолил борщ? Нарочно?

— Вряд ли. А вот как вы не догадались? Неужели вы не знаете…

— Если бы я знала все, — довольно насмешливо перебила бабушка Анфиса Поликарповна, — то я бы не сидела с вами здесь на кухне, а заседала бы в академии наук. Егор Егорович, а ведь Шурик, сам того не сознавая, попал в весьма и весьма сложное и даже небезопасное положение. На руках у него, можно сказать, беспомощная бабушка, а окружают его совершенно подозрительные личности. Один — безграмотный тренер, другой — вратарский поп или поповский вратарь, я уже запуталась.

— Он не поп! — возмутился Шурик. — Он бывший поп! Теперь он — перспективный вратарь! Каких ещё не бывало!

— Постой, постой, — сурово проговорил Егор Весёлых. — Вот это новость! Действительно, бывший настоящий поп?

— Да, действительно, — упавшим голосом отозвался Шурик, — он был попом, но полюбил футбол. Он жить не может без футбола. Он поступает на работу и в команду.

— Вот зто новость, — почти мрачно повторил Егор Весёлых, задумчиво покрутил свои огромные чёрные усы и снова принялся резать лук. — Да ведь такого ещё не бывало и быть не может! Или он не поп, или… А вдруг он что-нибудь вроде шпиона со специальным заданием? А? Вдруг его забросили в наш футбол… точно, точно! — Он громко расхохотался. — А что? Перед началом матча обе команды молятся, тем самым демонстрируя, что верят не в федерацию футбола, а в несуществующего господа бога! Перед ударом по воротам — молитва! Удачно обвёл защитника — остановись, поблагодари господа! Это же, товарищи, собьёт ритм игры, снизит скорости!

— Нет, нет, если молитва поможет точнее бить по воротам, я бы не возражала, — не очень уверенно призналась бабушка Анфиса Поликарповна. — Вот рассказывают, например, что иногда некоторые футболисты неприлично выражаются, так уж пусть лучше молятся. Главное — поднять результативность форвардов и избавиться от бледных ничьих.

— Простите, простите, — очень оскорблённо проговорил Егор Весёлых, — а, собственно, на каком основании вы, извините, берётесь рассуждать так, простите, авторитетно о футболе?

— На телевизионном основании. Шайбу я не вижу, бегают в хоккее так быстро, что я уследить не могу и ничегошеньки не понимаю. Хоккей смотрю — старость свою чувствую. То ли дело — футбол! Пока они от своих ворот до ворот соперника добредут, я спокойненько успеваю чайку на кухне попить.

— Ну, знаете… — Егор Весёлых столь яростно покрутил свои огромные чёрные усы, словно собирался их оторвать. — Слишком много на себя берёте. Футбол — любимая игра миллионов.

— И миллионы, Егор Егорович, разлюбить могут, если их доверия не оправдать! И зря вы на меня, дорогой, сердитесь. Я ещё ничего, я ещё терпеливая. А вот одна подруга моя из-за неудач нашего футбола с горя свистеть научилась. Ну, прямо, как мальчишка! Сидит, бедная, перед телевизором одна и свистит! Ее уже два раза на домовой комитет вызывали, участковый её, горемыку, навещал. А она всё свистит и свистит… Как только футболистам не стыдно!