Ирина усмехнулась: если бы я одна об этом знала, - это общеизвестно? Она мне всегда все рассказывала, даже о позорных, как она говорила, страницах её жизни. А тут... полное молчание, прячет глаза, сама какая-то то ли встревоженная, то ли напуганная...

У В.Н. опять проступила дрожь, и он уже не мог с ней справиться. Он предложил Ирине позвонить Лине и матери Стаса. Давайте позвоним, согласилась она без энтузиазма, - только мне думается, нарвемся мы с вами, Володечка, опять на какое-нибудь вранье...
– Вы пугаете меня, Ирина... тихо сказал В.Н., Ирина Андреевна посмотрела на него грустным взглядом и ответила, что, наверное, ничего страшного. Просто не то что-то с нашим Клубом...

* * *

Юрий Федорович наконец-то заснул крепчайшим сном, - человека, утомившегося различного рода терзаниями. А телефон его прямо-таки разрывался от звонков. Все же он пробудил Юрия Федоровича, но тот спросонья не мог понять, где он, и кто звонит, - ему показалось, что звонят в дверь. ... Пришли за мной... мелькнуло в нем, и тут только понял, что звонит телефон.

Это был пьяный в дым Серый, Серега, старый товарищ и друг, а теперь ещё и президент их компании и его шеф - Сергей Иванович.

Юрий Федорович мельком взглянул на часы - шесть утра: рассвет в сентябре в это время не яркий, летний, но и не темно-серый, тоскливый, осенний, - серединка на половинку.

Серый просил Юрия Федоровича немедленно приехать к нему домой.
– Это касается, Юрка, нашей с тобой жизни и смерти, ты понял? больше сказать он ничего не мог, а повторял: - Жизни и смерти... Нашей, ты понял, Юрка, ты понял?..

Юрий Федорович хотел было отговориться временем, пьяным состоянием Серого...

Но внезапно понял, что надо ехать и, пока Серый в таком состоянии, что-то предпринять.

Потому что Серый - трезвый - это совсем другой человек, и с тем Серым ни о чем не договоришься. Таком...

Дело предстояло Ю.Ф. тяжелое и, вполне возможно, безрезультатное.

Надо предупредить Кику, чтобы она была готова ко всякому... Он быстро собрался, тщательно оделся, побрился, написал Кике записочку (она, лапонька, ещё спит и не знает, на какую Голгофу идет её Юрка!), в которой сообщил, что будет часа через два, срочные дела, чтобы она собрала вещички: возможно, им придется ненадолго выехать. Подписался он так: "Целую. Твой замордованный жизнью Юрка"... (Вот уж, что правда, - то правда. Только не самой жизнью, а той, которая создала ему ТАКУЮ жизнь. Или он сам себе...).

Кика слышала звонок, но разговор - нет, и потому, когда записочка появилась в щели между дверью и полом, как была голая, соскочила с постели и тут же, на корточках, записку прочла.

Ей жутко везло.

Так не хотелось, все же, неприятных моментов. Теперь их не будет! Судьба хранит её.
– Нам повезло!
– крикнула она радостно.
– Нам повезло! Он смотался! И надолго! Адюля, тебе, повезло! НИЧЕГО НЕ НАДО! Только взять и... взвейтесь, соколы орлами!

Леха, который был здесь, тихий как мышка, наконец, понял, о чем вопит так радостно Кика: муж её срочно уехал и надолго. Значит, не надо Лехе долбать его по репе! Слава Богу!

Правда, Кика невразумительно сообщила ему о каком-то алкаше, который за бутылку шарахнет кого угодно и когда угодно, да, дескать, его трудно разыскать...

Она убеждала Леху, что тюкнуть необходимо, но не очень сильно, пусть отключится на чуть-чуть, а они за это время будут уже далеко... Она говорила, что у неё подруга живет в Екатеринбурге. и они туда поедут, поживут там, а потом смотаются к едрене фене.

Кика лихорадочно металась от шкафа к чемодану, в который побросала одежду кое-как. Натянула джинсы, коротенькую кожаную курточку, а волосы закрутила на затылке резинкой. Макияжа совсем не навела, только накрасила губы, и глаза у неё были бешеные,

Ее била дрожь.

Леха такой её никогда не видел.

Он даже оторопел: Кика и не Кика.

Джинсы ей не шли, - видно было, что у неё худые ноги, резинка, собрав волосы, оголила лицо, на котором торчали безумные глаза.
– Давай, давай, входи, - лихорадочно приговаривала она, открывая дверь.
– Входи! Теперь отодвинь мой портрет, видишь? Да не так!
– вдруг на крик заорала она.
– Не так!

А сама стояла в своей комнате, будто боялась войти на мужнину часть. Делай тогда сама, - обиделся Леха.

С Кикой началась истерика.

Она стала рыдать, орать, что она никуда не поедет, ничего ей, не надо, что он ничего не хочет, а она старается для них обоих!

Леха перепугался. И вдруг она тихо, сквозь слезы, сказала.
– Адрик, прости, я сумасшедшая, но мне тоже это все так тяжело... Леха хотел подойти к ней, как-то успокоить по-мужски, но она прошептала, Как бы без сил: потом, миленький, потом... Ничего со мной не случится... Она оглядела комнату взглядом победительницы и возвестила.
– Ну, вот и все. Конец мучениям и прежней жизни! Раздался резкий звонок в дверь. Два раза.