— У твоего скрипача налицо все признаки вынужденного кастрата! Он не хотел быть женщиной, он настаивал на перемене пола, только чтобы лишиться мужской силы! Что толку, что мы все понимаем — никто не знает, чем тут можно помочь?! — снисходительно объясняю я Лумумбе.

— А у твоей Люси скрытая тяга к разврату. На подсознании она понимает, что разврат наказуем, в силу застенчивости или брезгливости плоти не может в него просто так, с ходу, влипнуть и наказывает себя условным смертельным заболеванием путем поедания убитых переносчиков этого заболевания и пачкаясь их кровью. Ты что, не замечаешь: она изо всех сил пытается смертельно заболеть, потому что слишком грешит в мыслях! — не остается в долгу Лумумба.

— Это просто, — с ходу придумываю я выход. — Их нужно познакомить. Скажу Люсе, что у тебя на примете есть жутко развратный трансвестит, который хочет научиться стрелять.

Сказано, конечно, лихо, а вот с осуществлением этого плана пришлось повозиться.

Мы договорились вдвоем провести оба занятия с нашими пациентами — по очереди: сначала — с Амадеем, потом — с Люсей. Причем Лумумба с истинно исследовательским азартом написала вступительную статью о связи фетишизма и кастрации в работе Фрейда “Одно детское воспоминание Леонардо да Винчи”; я же просто сделала наброски предполагаемой связи между ненавистью к воронам у женщины и желанием кастрации у мужчины (как следствие — смена пола).

Фаллос женщины и влагалище мужчины…

Сеанс с Амадеем начался с детских воспоминаний. То, что в шестилетнем возрасте юный скрипач совершенно случайно увидел половые органы взрослой женщины и несколько дней после этого не брал в руки скрипку, Лумумба знала и раньше. Она строила лечение на естественных взаимосвязях: скрипка — женщина, смычок — фаллос; и, по моему мнению, после ее объяснения момент удивления и стыда при самоузнавании таких взаимосвязей у Амадея давно прошел, но перейти к рациональному самоанализу о влиянии детского шока на свою взрослую жизнь он так и не смог.

Выслушав, что мы думаем о его тяге к кастрации, Амадей неуверенно поерзал в глубоком кресле и вдруг поинтересовался:

— Вы обе, вы ведь моложе меня?

О, к этому вопросу мы с Лумумбой всегда готовы. Да, мы моложе, но работаем с Амадеем не по собственным аналитическим исследованиям, а исключительно на основе опытов и анализов, проведенных великими психиатрами прошлого и настоящего.

— То есть по книгам? — уточнил Амадей и тут же поспешил добавить: — Я читал Фрейда, это все ерунда. Это не про меня. — Подумал и осторожно поинтересовался: — Психическое заболевание ведь не может быть универсальным? То есть не могли же врачи описать все имеющиеся в наличии отклонения?

Пришлось его огорчить: могли и описали с дотошностью и азартом исследователей-вампиров. Но любому больному позволительно и даже очень рекомендуется думать, что он один такой на всем свете по сложности проблемы и методам демонстрации своего отношения к жизни.

— У нас, конечно, мало опыта общения с такими тонкими артистическими натурами, как вы, Амадей, — потупилась Лумумба. — Мы вас сегодня пригласили для помощи. Очень сложный случай. Совершенно схожий с вашим, представляете?

— Какой-то художник или певец, много лет доказывающий, что в душе он — женщина, наконец получил разрешение на перемену пола, а потом стал маскироваться под мужчину? — уныло поинтересовался Амадей.

— Нет, все совсем не так, — вступила я. — Взрослая женщина — мастер спорта и хороший специалист в области химических технологий. Бросила работу и спорт и занялась убийством…

— Трансвеститов! — закончил за меня Амадей.

— Нет. Ворон.

— Ворон? В смысле — птиц?.. — В глазах нашего страдальца наконец появилось удивление и почти восхищение. — Я тоже не люблю этих помойных хищников! А как эта женщина…

— Не отвлекайтесь, — вступила Лумумба. — Постарайтесь несколько минут не думать о собственных проблемах. Вы представляете ее? Какой вы ее видите?

— Кого? — опешил Амадей.

— Какой вы видите эту женщину?

— Я ее вижу… Я ее вижу на горе: она высокая и тоненькая, на фоне рассвета — совсем тростинка с развевающимися длинными волосами…

— Насколько длинными? — спросила я.

— До пояса, — уверенно кивнул Амадей. — В руках у этой женщины лук. Большой, изогнутый лук. — Он чертит перед собой изгиб. — Она натягивает стрелу, наконечник стрелы как раз касается красного краешка восходящего солнца!..

— Спасибо. Достаточно. — Лумумба проверяет, не кончилась ли пленка в магнитофоне, и сразу же мы с нею разыгрываем небольшой спектакль: “Ну, что я тебе говорила, коллега?!”

— Ну, что я тебе говорила? — подводит итог Лумумба. — Удивление от отсутствия у женщины пениса переросло в сопротивление этому осознанию…

— …Потому что если тете кто-то отрезал пенис, то подобное может случиться и с мальчиком — налицо угроза и лихорадочный поиск несформировавшейся психикой выхода из такой страшной ситуации, — подхватываю я.

— Вы понимаете? — Лумумба подошла сзади и склонилась над Амадеем.

— Не-е-ет, — неуверенно проблеял он.

…и тяжелые последствия их отсутствия.