– Вы знаете о том, что король уже выехал в болота? – спросил он аббата.

Ульфитцель кивнул:

– Да, я слышал и молюсь, чтобы это было правдой. Я всем сердцем с епископом Вульфстаном. Время восстаний кончилось, нравится нам это или нет. – Он взглянул на своего высокого собеседника. – И у нас неприятности, как ты, наверное, слышал.

– Да. Что сделал Ив? Ты знаешь, что я имею теперь некоторое влияние при дворе, и сделаю все возможное, чтобы быть уверенным, что Ив не причинит больше вреда ни вам, ни братии.

– Это не столь важное дело, чтобы беспокоить из-за него короля, Таллебуа всего лишь оспаривает наши границы, а его люди вредят нам или убивают наш скот на спорных землях. Его люди не уважают англичан.

– Довертесь мне, отец, я поговорю с Ивом… – Он не хотел этого делать, но для Ульфитцеля должен был.

– Спасибо, сын мой, – сказал Ульфитцель. – Во всяком случае, твой друг, де Руль, хороший друг и нам. Он очень щедр к Святой Церкви и послал шесть собственных коров взамен тех, которых мы потеряли из-за лорда Холланда. Скажи мне, – он с тревогой посмотрел на Вальтеофа. – Ты не намереваешься присоединиться к восставшим?

– Я – нет. Я заключил мир с Вильгельмом и не нарушу снова данного ему слова. К тому же, я был бы плохим мужем, если бы так поступил, не так ли?

– Графиня здорова?

– Да, но она находит ожидание утомительным. Она очень деятельна и ей не нравится быть обремененной. Когда родится наш сын…

Ульфитцель улыбнулся:

– Ты уверен, что это будет мальчик? Вальтеоф рассмеялся:

– Кто же не хочет иметь сына-наследника? – Он действительно хотел сына, но надеялся иметь много детей, и даже если первенцем окажется девочка, без сомненья, потом будут и сыновья, но его удивляло, насколько горячо Эдит хотела иметь сына. Это волновало ее так сильно, что даже начало его беспокоить. Она снова и снова повторяла: «Земли должны иметь наследника», и консультировалась не только с врачами, но и с женщинами, которые знали, как повлиять на пол будущего ребенка. Одна старая карга в Хантингтоне сказала ей, что надо все время лежать на правом боку. Другая – сжечь ладан на закате, третья – молиться с остролистом в руках. Но граф рассердился, когда еще одна посоветовала ей положить в постель живую лягушку и потом выкинуть квакающую беднягу в окно. Ему казалось более надежным уповать на Пресвятую Богородицу и доверить природе самой вершить свое дело. Тем не менее, не было ли у него некоторой тяжести на сердце, с тех пор как она выбросила амулет Альфивы в их свадебную ночь? Теперь Альфива родила сына и сейчас беременна снова, а Осгуд самый гордый человек в Рихолле.

Он нетерпеливо встряхнул головой:

– Ее время придет в октябре, и я молю Бога о здоровом ребенке. Вы придете на крестины, святой отец?

– Конечно. – Они уже несколько раз исходили вдоль и поперек весь садик, и солнце начало садиться за монастырскую стену. Ульфитцель сказал:

– Мы должны идти ужинать, но перед этим, – тень легла на его лицо, – ты слышал, что графов Эдвина и Моркара видели в этих краях?

– Слухи доходили, но я не знаю, правда ли это.

– Я тоже, но они твои старые приятели. Я думал, что ты беспокоишься.

– Вы думаете, что они ко мне приедут? – Вальтеоф открыл дверь в келью для Ульфитцеля, и они прошли внутрь. – Они должны знать мой теперешний образ мыслей, и с тех пор, как они выбрали путь разбойников, чего они могут от меня ждать?

Он не мог понять братьев, хотя и знал их довольно давно. Кажется, Эдвин на все махнул рукой: поставить себя вне закона было чрезвычайной глупостью. Он вспомнил, как любили Эдвина в Нормандии, очевидную благосклонность к нему Вильгельма, но, кажется, Эдвин ничем не дорожил, и, когда он все бросил, Моркар последовал за ним. Неужели они поедут к Хереворду? Он нахмурился. Если борьба усилится, Вильгельм пригласит его присоединиться к королевским войскам, и тогда он должен будет сражаться со своими старыми союзниками. Он вспомнил о тех неделях, которые провел в своем лагере при Тизиде, и свою злость от того, что его покинули все друзья – он был там тогда в том же положении, что и они сейчас в Эли. Он мог бы многое понять, но только не разграбление Петербороу. Ульфитцель тоже думал о Петербороу и о видении Леофрика – о том, как золото аббатства утекало прочь. Эта часть предсказания исполнялась сейчас, и кто мог бы сказать, что остальное тоже не исполнится? Тогда Леофрик сказал: «Граф стоит в огне с распростертыми руками, и на горле его кровавая полоса…»

Но Вальтеоф не был в Петербороу, так что видение Леофрика не может к нему относится. А еще это может означать, что золото – часть разграбленной Англии. И во всяком случае… Ульфитцель вздрогнул, и голова у него закружилась при мысли… Он оперся о столб, чтобы не упасть. Но это рука Вальтеофа, теплая и живая, поддерживает его, и это – реальность, а не сон.

– Что с вами? – испуганно спросил граф. – Вы больны, святой отец?

– Нет-нет, – торопливо ответил аббат. Он глубоко вздохнул, стараясь овладеть собой. – Я знаю, что ты не будешь теперь поддерживать бунтовщиков.

С самого начала Торкель Скалласон и новая графиня друг друга невзлюбили. В течение восьми лет он разделял бессонные ночи своего господина, и ему теперь было трудно уступить свои позиции. Эдит же, со своей стороны, дала понять достаточно четко, что она графиня, и не собирается обитать на женской половине, занимаясь обычными женскими делами.

Раньше только Торкель получал все отчеты управляющих с земель графа, и каждые полгода давал лорду отчет о положении дел в имениях. Теперь эту обязанность Эдит взяла в свои руки. Она оказалась более образованна, чем большинство женщин, даже множество мужчин, и по своему собственному желанию выучилась и писать, и читать. Вальтеоф удивлялся и умилялся, видя ее с пером в руках, со склоненной над пергаментом головкой. Она, однако, оказалась не так доверчива, как он. Граф никак не мог заставить себя долго заниматься с арендаторами обыденными делами.

Когда он вместе с Торкелем возвращался домой, его голова была набита цифрами. Освин Гримкельсон, брат Оти, сохранил все свое сено и обещал прислать десятину на следующей неделе в Рихолл. Крон Герделай должен три головки сыра, а вдова Эмма, плача, сказала, что не сможет послать двух корзин гороха, потому что урожай у нее в этом году очень бедный, а петухи склевали все свежие стручки. Он приказал управляющему вычеркнуть ее долг, потому что посочувствовал ей. Эдит же сказала ему, что он слишком уж снисходителен, и она хотела бы знать все детали этого дела. Его озадачивало, с каким рвением она изучала все, что касалось их владений, и он вспоминал, как в садике Фекама она страстно говорила о важности земли.